Сделаем остановку, а заодно переведем дыхание и немного придем в себя. Тексты про разведчиков иногда читать просто страшно — столько всего понапридумано, понакручено для пущей завлекательности! Ну что ж, проанализируем этот фрагмент…

Во-первых, вряд ли Зинаида Кузьминична знала, кто такой «инженер Корнев», если вообще знала, что это Корнев. Мы уже не раз повторяли, что «лишние знания порождают скорби», и для чего бы тогда было «грузить» хозяйку конспиративной квартиры излишней информацией, знание которой действительно могло привести ее, да и всех прочих, к большим неприятностям? А так на любом допросе следовал бы чистосердечный ответ: «Да, иногда приходили к моему квартиранту какие-то мужики — а кто они такие, он мне не докладывал, а мне оно и не интересно!» Всё! Никаких сомнений, потому как женщина реально ничего не знает и рассказать не может, с какой бы настойчивостью у нее ни спрашивали…

Во-вторых, про охрану, которая была видна из окна. Так не одно же окошко вокруг! Неминуемо еще кто-то увидит, что торчат поблизости какие-то настороженные подозрительные типы сурового вида, ну и может «стукануть» или просто соседей предупредить на всякий случай… А зачем им, этой «охране», стоять-то тут было? «Инженер Корнев» работал в Николаеве на легальном положении, оккупанты его знали и уважали, никто его не искал и не выслеживал. Тогда от кого же его следовало охранять, привлекая таким образом внимание окружающих? В общем, что называется, «литературщина» или даже «детективщина»…

Понятно, что по пути на явку Виктор, как опытный разведчик, не один раз «проверился», чтобы за ним не было слежки; вполне возможно, даже прошел по какому-то «проверочному маршруту», на котором он или его связник непременно обнаружили бы наличие «хвоста». К тому же он четко знал, зачем именно «инженер Корнев» мог прийти к учительнице Дзюриловой или к ее квартиранту, и эта «легенда» не должна была вызвать ни малейшего сомнения у тех, кому бы она была рассказана. А вот если бы его прихватили с охраной, то есть с теми людьми, с которыми ему знаться в общем-то было «не по чину», — тогда действительно была бы беда и отвертеться получилось бы уже гораздо сложнее…

Всё это «азбука» разведывательной работы. Без всякого сомнения, Виктор Лягин «ходил по лезвию бритвы», но делал это очень и очень профессионально.

Ладно, снижаем пафос и «детективный напряг» и, продолжая цитату, переходим к более реальной части того же рассказа Петра Луценко:

«Рассматриваем с Батей карту Украины, намечаем примерный маршрут моего движения. Линия фронта проходила тогда по реке Донец. Перейти ее мне предстояло где-то в районе Белгорода. Решили, что отправляюсь со своими документами, без денег, с корзиной, в которой буханка хлеба, кусочек сала, десяток яиц и немного сахара. Несколько раз повторил я Бате выученное наизусть донесение».

Ну ладно, пока об этом достаточно. Уточним лишь, что в путь Петр Луценко отправился 6 апреля 1942 года.

* * *

Николаевская резидентура «Маршрутники» продолжала жить своей, скажем так, как бы тихой повседневной жизнью. Но ведь мы знаем, что «в тихом омуте черти водятся»! А немцы такой пословицы и не слыхали…

Возвратившись из Одессы, Виктор теперь действительно (как мы помним, Магда ошибочно утверждала, что это произошло раньше) поступил на работу на «Южную верфь» инженером-механиком, вскоре став там чуть ли не правой рукой адмирала фон Бодеккера. Перед тем, разумеется, ему пришлось пройти тот самый экзамен на «профпригодность», о котором мы говорили ранее. Ведь немцы требовали от кандидата, претендующего на ответственную должность, не только безусловной лояльности, но также профессиональных знаний и компетентности, и это, кстати, у них считалось не менее важным, чем преданность делу фюрера. Кому-то такое может показаться странным, но это так…

Однако куда теперь девалось все обаяние Виктора Лягина? «Инженер Корнев», как его все называли, превратился в надменного, строгого до придирчивости, мелочного чинушу. Хотя, общаясь с немцами, он оставался очень и очень любезен, даже чуть-чуть заискивал, но не терял при этом чувства собственного достоинства — и это было весьма естественно при обращении с «высшей расой». Неудивительно, что русские рабочие и специалисты, в большинстве своем загнанные на завод из-под палки, вынужденные трудиться на гитлеровцев из-за куска хлеба, откровенно ненавидели этого «фашистского прислужника»…

Некоторые авторы пишут, что Лягин аккуратно «прощупывал» рабочих, искал среди них патриотов — да чушь все это! У него, резидента, были совсем иные задачи, он руководил деятельностью всей организации, а не выполнял обязанности вербовщика. К тому же, не понаслышке знакомый с агентурной работой, он прекрасно понимал, что для проверки немецкая контрразведка сумеет «подставить» ему самого искреннего «патриота» с прекрасной биографией и даже конкретными заслугами в борьбе с оккупантами. Пример опытнейшего Овакимяна, погоревшего на «подставе», обеспечивал ему стопроцентный иммунитет от каких-либо шагов по вербовке.

Да, здесь мы, конечно, высказываем свою точку зрения — но Лягин просто не мог так не думать!

Вот и приходилось ему буквально наталкиваться на ненавидящие взгляды, которые тут же угасали в спешно опущенных глазах рабочих, слышать за спиной смачное «сука!», а то еще и чего покрепче — и продолжать выполнять задание Родины и партии. Такова была не только официальная формулировка, но и твердое его убеждение. Даже с подпольщиками, входившими в группы Николаевского центра, в том числе и с большинством руководителей этих групп, он не имел абсолютно никаких контактов, и они ничего не знали ни про «подлинное лицо» Виктора, ни даже про его существование. Есть, мол, некто присланный из Москвы — или не из Москвы? — какой-то общий руководитель надо всеми, этакая полумифическая фигура, которая в нужный момент принимает мудрые решения, но кто он и где скрывается, это никому не ведомо. Думается, что мало кто из подпольщиков стремился это выяснить, прекрасно сознавая, что «меньше знаешь — крепче спишь».

Но каково же зато было удивление рабочих Николаевского судостроительного завода, когда впоследствии им стало известно, что инженер Корнев, ненавидимый ими «гитлеровский прихвостень», на самом деле являлся чекистом Виктором Лягиным и удостоен звания Героя Советского Союза! Восклицания «кто бы мог подумать!» и «да если бы я знал!» звучали тогда на заводе на каждом шагу.

Пока же, однако, никто ничего не думал и ничего не знал…

Но вот вроде бы никто из подпольщиков никак не высовывался, никак себя не проявлял, а у стенки «Южной верфи», на ремонтировавшемся румынском судне «Лола» вдруг взорвался котел. Причем по какой-то «досадной случайности» взрыв произошел как раз в тот самый момент, когда там были только немецкие специалисты — они, разумеется, обедали не с русскими рабочими, а раньше, потому первыми и возвратились на борт. В итоге рейх лишился где-то порядка тридцати инженеров и техников.

И вообще, с различной техникой на оккупированной территории у немцев что-то постоянно не ладилось. Так, в течение все того же 1942 года, в разные месяцы, на различных перегонах Николаевской железной дороги — в частности, в районе станции Знаменка и в районе станции Явки-но — каким-то непонятным образом свалились под откос три эшелона с военными грузами, а еще два эшелона просто столкнулись друг с другом, ну и тоже, очевидно, сошли с рельсов. Но опять никаких виновных в этих катастрофах гитлеровцам отыскать не удалось. Фатальные неудачи — и всё тут!