Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вокруг Сережек лежали поля. Слева и справа. За избами и впереди изб. На возвышенностях и в низинах. Упирающиеся в леса и уходящие в бесконечность, к горизонту.
Казалось, и прошлым летом Ленька видел эти поля. Видел? Не видел. Смешно, наверно? Наверно…
Рожь, пшеница, клевер, горох, картофель, свекла, капуста… Каждое поле имело свой особый цвет, вкус и запах. И цвет этих полей на дню без конца менялся: утром — один, вечером — другой, в полдень — третий, в ясную погоду — четвертый, в грозу — пятый, под хмурым небом — шестой, на ярком закате…
Но больше всех Леньке нравилось одно поле. Оно вплотную подходило к бабушкиному огороду, что находился на задах их избы. Поначалу Ленька даже не знал, что это за поле, что на нем растет. Он просто видел в поле среди прочей растительности около десятка ярких подсолнухов. А что вокруг них?
— Это вика, Ленек, вика, — объясняла бабушка. — Смотри, как размахнулась!
Говоря по совести, Ленька не знал, что такое вика и для чего она нужна.
Но такие же подсолнухи, как на том поле, росли в палисаднике. Их было два, и они будто нарочно забрались сюда, к бабушкиной избе, с того самого поля.
Ленька слышал или читал, что подсолнухи поворачиваются головой в сторону солнца. Сейчас он сам видел это. И когда порой ему казалось, что тот или иной подсолнух не слишком быстро поворачивается к солнцу, он почему-то волновался и пытался сам помочь подсолнуху чуть повернуться…
Рядом с подсолнухами в бабушкином палисаднике росли два молодых дубка. Листьев на них было мало, да и не удивительно: земля вокруг высохла. Дождей нет и нет!
Каждую попавшуюся свободную минуту Ленька брал ведро, набирал в колодце воды и поливал их. И дубки и подсолнухи.
За этим занятием и застала его раз Елка.
— Ты что, Леонид? Зачем же по жаре поливать? Это, когда солнышко спадет, можно. А так они у тебя загиб-нут…
Ленька растерянно стоял с неопорожненным ведром перед ней. Она поняла, выхватила у него ведро и выплеснула воду под бузину.
— А вот ей все равно, — сказала. — Ей можно.
Потом помолчала, улыбнулась:
— А ты, Леонид, очень изменился с прошлого года. Совсем взрослым стал…
Над деревней часто кружились чайки.
Леньке не очень нравились эти птицы. Большие, красивые, но какие-то холодные, недобрые, хищные…
Откуда они тут? Или с Нары прилетают? И почему все время вертятся над прудом?
Пруд в Сережках большой. Некоторые его даже озером называют. Прямо рядом со школой, в бывшем помещичьем парке. Посредине пруда плавневый островок. Он зарос белокрыльником, хвощом, чередой. По берегам пруда камыши и роголист. Не пруд, а джунгли.
Когда Елки не было, Ленька часто проводил время здесь. Не один, конечно, — с ребятами. Ловил карасей.
Но вот эти чайки…
Только удочку забросишь, а они уже тут как тут. Так и крутятся над водой, будто норовят перехватить пойманное. И еще — неприятно кричат.
Ребята говорили, что там дальше, в плавнях, чайки выводят своих птенцов. А потом, как те подрастут, бросают их и улетают куда глаза глядят. И молодые чайки, только освоятся, научатся корм себе добывать, улетают кочевать.
«И верно, противные птицы!» — думал про себя Ленька.
Даже как-то Елке об этом сказал с видом знатока, когда в клуб шли мимо пруда.
— Противные, говоришь? Улетают? — переспросила Елка. — Всем бы такими противными быть! А знаешь, что они на ночь глядя сюда, на пруд, возвращаются? Не знаешь! А осенью вот улетят в чужие края, так потом, думаешь, как? Сюда вернутся гнездоваться! Детей воспитывать на родном месте! А ты говоришь — противные!
— Купаться пойдем? — спросила Елка.
Вопрос был обычный, если бы его задал любой из сережкинских мальчишек, и Ленька сразу же ответил бы на него: «Конечно!»
Но тут — Елка. С ней он ни разу не ходил купаться ни прошлым летом, ни сейчас. И вообще с девчонками не купался.
— Пойдем, — промямлил Ленька, понимая, что молчать дальше нельзя.
Они пришли на крутой берег Нары. Здесь Ленька купался и прежде. Елка отбежала куда-то в сторону, быстро переоделась, вернулась, спросила:
— Ты что, не будешь купаться?
— Почему не буду? — Ленька начал поспешно раздеваться. И черт его дернул не сделать это раньше, пока Елки не было!
Кажется, Елка не понимала Ленькиного смущения.
— А хороша у вас Нара, правда? — спросила она. И тут же добавила: — А ведь сюда Наполеон доходил. Ты историю любишь? (Ленька не успел ответить: он поправлял в этот момент трусы.) Я — очень! Помнишь, Кутузов, после того как Москву сдал, докладывал царю? Я наизусть помню. Вот!
Елка стала в торжественную позу:
— «Вступление неприятеля в Москву не есть еще покорение России. Хотя не отвергаю того, чтобы занятие столицы не было раною чувствительнейшею, но, не колеблясь между сим происшествием и теми событиями, могущими последовать в пользу нашу с сохранением армии, я принимаю теперь в операцию со всеми силами линию, посредством которой, начиная с дорог Тульской и Калужской, партиями моими буду пересекать всю линию неприятельскую, растянутую от Смоленска до Москвы, и тем самым отвращая всякое пособие, которое бы неприятельская армия с тылу своего иметь могла, и, обратив на себя внимание неприятеля, надеюсь принудить его оставить Москву и переменить всю свою операционную линию…»
Ленька даже опешил.
— И откуда ты это знаешь?
— В книжке одной прочитала. Как откуда?
— И выучила?
— Специально не учила. А так запомнила…
— Здорово!
Ленька в школе даже стихи-то с трудом заучивал наизусть, а здесь целое письмо Кутузова…
— А потом, после этого письма, — продолжала Елка, — Кутузов и впрямь перехитрил Наполеона. Пошел по Рязанской дороге и вдруг хитро — назад, на Калужскую дорогу. Про Тарутино помнишь?
— Помню, — неуверенно сказал Ленька.
— Вот под Тарутином и дал Кутузов тогда бой Наполеону. «…Село Тарутино, — писал он после боя, — ознаменовано было славною победою русского войска над неприятелем. Отныне имя его должно сиять в наших летописях наряду с Полтавою, а река Нара будет для нас так же знаменита, как и Непрядва, на берегах которой погибли бесчисленные ополчения Мамая…» Вот!
— И это ты знаешь? — поразился Ленька.
Потом они купались. Чтобы как-то восполнить перед Елкой свои пробелы в исторической науке, Ленька старался показать класс плавания и ныряния. Плавала Елка тоже неплохо, а вот нырять…
— Ой-ой, Леонид, прошу тебя, не надо так! Ты же захлебнешься! Зачем так долго! — восклицала она, когда Ленька появлялся из-под воды, еле