Я продолжала толкать стол.

– Посмотри-ка на нее, Пабло, ей надоело ждать, и она заснула… Ой, нет, я ошибся – она не спит. Мы что, надолго задержались? Всего-то несколько минут… Какая нетерпеливая… Положи это туда, Пабло…

Замшевые ботинки двигаются то туда, то сюда: от стола для вскрытия – к другому столу, остановка, поворот, носки направлены в мою сторону.

– Ты что, устал, Пабло? – Ответ не слышен в лязге металлических предметов. – Будь спокоен, мы все сделаем по-нашему. Сейчас немножко, потом еще… Она с нами надолго. И не важно – ловушка она или обычная шлюха… Она появилась здесь одна, и сейчас она одна, и никто здесь не сможет ее защитить, как никто не смог защитить и других… Сделаем с ней все, что захотим… Помнишь, как она завизжала, когда ты отрезал ей палец?

Утвердительный ответ. Ботинки снова двигаются.

– Они всегда в конце концов кричат, какими бы ни казались сильными, твердыми, гордыми… Без одежды, связанные – это всего лишь мясо. И это понятно.

Звуки стихли. Ботинки потоптались в нерешительности.

И вдруг – ожидаемый поворот. Теперь носки сменились пятками.

– Оставим это здесь… А та коробка отправится на полку…

Я подняла глаза. Наблюдатель, произнося это, стоял ко мне спиной.

– Она могла бы уменьшить свои страдания, однако выбрала другое – продолжать притворяться… Жаль. Как, однако, не хватает искренности. Ни одной искренней женщины.

«Сейчас».

– А как бы мне хотелось встретить искренность, настоящую искренность, а не это лицедейство…

Я начала выпрямлять ноги, руки… Тут ботинки снова развернулись, и я услышала щелчок. И взглянула вверх.

Глаза Наблюдателя были разве что на йоту живее, чем дуло его пистолета.

– Но это – слишком многого просить, так? – Он улыбнулся. – А теперь будь хорошей – если уж не искренней – девочкой и положи, пожалуйста, на пол электронож.

Я не двигалась. Отец и сын стояли передо мной. Семейка из двух человек, такая дружная. Четыре глаза смотрят на меня. Пять, если считать пистолет.

– Ну и ну, неужто ты поверила в мое представление?.. – Наблюдатель, казалось, улыбался. – Неужто тот фарс, который мы устроили со штативом и камерой, заставил тебя поверить, что за тобой не следят другие камеры? Я-то думал, ты умнее… Конечно, что касается физической формы – никаких претензий. Ты на высоте: двигаться, будучи связанной, толкнуть нож со стола, подползти и взять его… Мы получили удовольствие от этого спектакля, так что я дал тебе время, чтобы ты решила, что все получилось. А теперь расскажу, что будет: я не убью тебя, даже не надейся… Но я буду считать до пяти, и, если ты после цифры пять не выпустишь нож, я вдребезги разнесу тебе руку. Потом окажу первую помощь и сделаю то, что и собирался, просто одной рукой будет меньше. Выбор за тобой. Раз, два…

Я распрямила ноги, и куски веревки, которые я обернула вокруг лодыжек, упали на пол. И выплюнула предварительно разрезанные веревки на лице. Показала электронож в правой руке и положила его на пол перед собой.

– Очень хорошо. – Наблюдатель выглядел довольным. – Вот теперь ты начинаешь быть искренней…

Улыбаясь и не переставая целиться, он сделал шаг вперед. Увидев гримасу, скривившую его губы, и палец на спусковом крючке, я поняла, что он все равно выстрелит.

– Знаешь, что ты такое? – спросил он хрипло.

– Да, – ответила я с пола. – Я – чертова ловушка, идиот.

Понимая, что сейчас произойдет, он все же на секунду опоздал.

Разумеется, мой план включал в себя не только освобождение. В театральных студиях учили, что всегда следует готовить больше одного сценария – так сказать, «запасные варианты», как мы их называли. Разрезав веревки, я переместилась в такую позицию, чтобы глазок камеры справа от меня оказался закрыт столом, и, уже освободившись, дождалась, пока тело Наблюдателя, незаметно для него, не заслонит и второй. Я знала, что долгое время закрытыми они не останутся, но и этого мгновения будет более чем достаточно.

Времени для маски Тайны было недостаточно, но зато вполне хватало для Злодейства. Маска Злодейства могла быть сыграна двумя способами – быстро и медленно. Первый использовался для отражения внезапного нападения, и эта маска оказывалась эффективной для нескольких филий. В ее основе лежала демонстрация некоего «обещания», а потом – его немедленной отмены с помощью определенных жестов и эмоциональных гримас. В стиле ведьм из «Макбета»: искушать пророчеством, долженствующим исполниться в будущем, которое оказывается не более чем блефом. Для этой маски не требовалось специфических декораций, поз, света или костюма; она могла быть сыграна в ресторане, концертном зале или в чистом поле. Я разыграла ее в позиции лежа, на полу, за две секунды. Я шевельнулась, улыбнулась, сделала серьезное лицо, закрыла глаза, открыла их. Эффект был непродолжительный, но я могла на него рассчитывать.

Ничто на свете, даже страх, не делает нас такими беспомощными, как наслаждение. Если и вправду хочешь разоружить кого-то – не угрожай, дай ему наслаждение. Наблюдатель опустил руку, в которой держал пистолет, и уставился на меня, пока я медленно вставала с пола, снова схватив электронож. Сцена для человека со стороны выглядела в точности как прерванная репетиция. «Пауза, джентльмены: актриса поднимается, актер опускает игрушечный пистолет». В следующее же мгновение, разумеется, действо возобновится.

Но я уже бросилась на него, не дожидаясь, пока это мгновение наступит.

В цель я попала, но не в яблочко. Джекпот сорвать не удалось, даже десятую часть. Часами я лежала связанной, мышцы практически не работали, и один лишь подъем вызвал головокружение. Но, по крайней мере, я почувствовала, что лезвие ножа беспрепятственно вошло в левую полочку его великолепной лиловой рубашки. Что там у нас? Селезенка? Я подумала, что селезенка – не идеальное место, но и это неплохо. Наблюдатель издал стон и, что гораздо важнее, уронил пистолет.

И тут я совершила серьезную ошибку: захотела вытащить нож, чтобы снова пустить его в дело. Только время потеряла. Я выдернула его, но он выскользнул из потной руки. Ответный удар не заставил себя ждать, а я, естественно, серьезным противником не являлась. Меня мутило, все тело болело, у меня был ампутирован палец, и я была голой. Мне еще повезло – от первого удара я уклонилась, откинув голову, но мой живот оказался поблизости от его колена. Он ударил дважды – в живот и в лицо, и у меня перехватило дыхание. Я попятилась, отступая, пока не наткнулась задом на гладкий край, вскрикнув от боли и упав на поверхность, заваленную разными предметами. Это был стол. И конечно, Наблюдатель увидел нечто на этом столе, что с легкостью мог использовать, потому что даже не встревожился по поводу упавшего пистолета. Он бросился на меня, словно паук с растопыренными лапами. Левой рукой зажимая рану, правой он пытался дотянуться до той вещи, которую увидел, а она была рядом с моей головой. Я схватила его за правую руку, выставила вперед колени, и мы начали бороться. Инстинктивно я чувствовала: если Наблюдатель дотянется до этого предмета – чем бы он ни оказался, скальпелем или ножом, – все будет кончено.