Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Вчера? — Изверг нахмурился.
— Ну да. Они ж специально день перенесли, чтобы, значит, в Звёздную ночку наукой по суемыслию ударить. Да видать, не всё гладко прошло — вот, народ с утра знай себе прёт из города. А всё потому… Куда вы, господин? А обед?
4
Небельвальд выглядел мирным и неопасным — и стоило так гнать лошадей? На брусчатке в лучах заходящего солнца поблёскивали капли слепого дождя, пахло прелой травой и горьким осенним дымом. Неподалёку мерно, приглушённо бил колокол — кого-то провожали в Одинокий путь.
— Господин… — начал Отто, указывая на стену одного из домов.
— Вижу.
На рыхлой штукатурке багровела звезда. Страндхольмская эстера.
Кривая улица вывела их к усыпанной астрами площади. Двери Дома Прощаний были распахнуты настежь. Валь вгляделась в полумрак — и охнула: столько мертвецов сразу ей ещё не доводилось видеть. Люди лежали прямо на мраморных плитах, а служители — как же мало их было! — сгрудились у алтаря.
— Лизбет, надо спрятаться, — тревожно забормотал Отто, по-птичьи вертя головой. — Они идут от Северных ворот, Лизбет, их жутко много…
Старик в рваном дождевике бродил по площади, собирая в охапку цветы, что посвежее — видимо, чтобы потом за углом продать втридорога скорбящим горожанам.
— Что случилось? — резко спросил Изверг.
Дед смерил лошадь и всадника равнодушным взглядом.
— Медички доигрались, — он перехватил ворох цветов поудобнее. — Потравили людей своими уколами. Те тоже дураки, что сами на убой попёрлись — но всё ж таки жалко. Беатриска-то, стерва, соловьём заливалась, мол, безопасно это. Ага, вот как безопасно. Полсотни человек, и то, небось, не всех принесли…
Дослушивать Изверг не стал — развернул коня. Валь, опомнившись, пришпорила гнедого.
— Где все? — крикнула она. — Почему так тихо?
— Потому что убивать веселее, чем скорбеть, — рявкнул Изверг, не оборачиваясь. — Шли бы вы к вашей матушке, господин письмоводитель. Дорогу, надеюсь, помните?
Валь сжала поводья. Брат сказал быть рядом с этим человеком — значит, она будет.
* * *
Со смотровой площадки старого парка университета был как на ладони. Люди толпились у главного входа — нормальные, прилично одетые горожане, а не злобные упыри-погромщики с факелами и вилами. Только приглядевшись, Валь заметила оцепление вокруг здания — гвардейцы в неприметных мундирах стояли на солидном расстоянии друг от друга.
— Маловато солдат, — Отто покачал головой.
— Так две трети гарнизона на учениях в Кальтестранде, — Изверг спешился. — Одно к одному.
— Чего эти люди ждут? — шёпотом спросила Валь.
— Темноты, — ответил Изверг. — Или идиота, который первым бросится под пули.
Валь оглянулась. У фонтана девушка в меховом жакете, привстав на цыпочки и высунув от усердия кончик языка, рисовала помадой на щеке спутника четырёхконечную звезду.
Память услужливо подсунула воспоминание: скользкие ступени под ногами, колючий ветер, замёрзшие пальцы — и чувство мрачного торжества. Четвёртую годовщину смерти отца Валеска отметила по-своему: забралась на Северную башню и подняла знамя Страндхольмов. Горничные потом причитали, спарывая со скатерти вырезанные из портьеры алые эстеры, мать плакала — а Вальгарт смотрел на восьмилетнюю сестрёнку так, будто впервые увидел…
— Вы меня слышите? — сердитый голос Изверга прорвался сквозь гомон толпы. — Мы с Отто сейчас уйдём. Отпустите лошадь и ждите нас… да хоть бы и там, — он указал на мостик через пруд.
* * *
Под мостиком было сыро и темно. От вони застоявшейся воды к горлу подкатила тошнота. И что делать-то теперь?
Из-под мусора и гниющих листьев просвечивало что-то неуместно-светлое. Валь осторожно смахнула в сторону листья — и заорала.
С бледного спокойного лица на неё строго смотрели чьи-то остановившиеся глаза.
Валь выскочила из-под моста. Бросилась прочь, не разбирая дороги. Кто-то кричал ей вдогонку — а она бежала, поскальзываясь на мокрой земле склона, падая и тут же вскакивая на ноги, не видя ничего, кроме взгляда мертвеца.
Она с разбегу влетела в толпу, чудом не сбив никого с ног. Кто-то попытался схватить её за плечо — Валь вывернулась, сбросив куртку, и нырнула в тесную подворотню. Подтянулась на руках (брат бы гордился), забралась на загаженную голубями крышу какой-то пристройки. Тяжело дыша, привалилась к кирпичной стене.
Пусть хоть обыщутся.
И разревелась, прекрасно понимая, что дочери Вальтера Страндхольма надо бы радоваться такому провалу врагов. Но радоваться не получалось. Да ещё и Вальгарт, похоже, совсем забыл про глупую сестру — но это ладно, лишь бы только он наконец взял власть в свои руки и навёл порядок…
Прямо над её головой распахнулась створка окна. Яростно смахнув рукавом слёзы, Валь обернулась.
Худенькая рыжая девчонка в белом халате смотрела на неё со страхом и надеждой:
— Вы от леди Беатрис, да? — прошептала она. — Вы нас спасёте?
Из сбивчивого шёпота учёных девиц удалось понять немногое: что сидят они тут, в библиотеке, уже четвёртый час, что рассчитывать не на кого — охранники то ли разбежались, то ли мертвы, что нормальной одежды у них с собой нет, а в медицинской форме сквозь толпу не проберёшься.
— Мы ведь вообще ни при чём, — всхлипывала рыженькая. — Непонятно, отчего те люди умерли. А они там про нас такое кричат…
Кто-то дёрнул Валь за рукав.
— Мы тут вот чего нашли, — курносая девчонка протянула Валь обшарпанный кинжал. — Лучше вы возьмите.
Прикосновение холодного металла к ладони не успокоило — наоборот. Орать захотелось от безысходности.
За окном раздались выстрелы. Девчонки заверещали.
— Тихо! — прикрикнула на них Валь. А толку-то? И минуты не прошло, как за стеной послышался нестройный топот десятков ног.
Валь до боли сжала рукоять кинжала. Окно открыто, она запросто может выскочить, смешаться с толпой, потом отыскать брата… Но как она этих вот учёных куриц бросит?
Со вторым ударом хлипкая дверь слетела с петель. Жалобно лязгнул об пол засов.
— Ты глянь-ка, а вот и девки, — на пороге замер чернявый мастеровой с намалёванной на щеке алой звездой. — Да не одни!
Валь шагнула ему навстречу, надеясь лишь, что рукоять не выскользнет из потной ладони, что удастся ударить хоть раз — чтобы брату не было стыдно хоронить трусливую неумёху…
— Коленки-то дрожат, красавчик? А хорошо ты тут устроился, с пятью девками. Тебе не много ль?
— В самый раз, — голос дрожит, но это ничего. Главное — говорить, хоть что-то говорить. Потому что когда