— Обмануть меня вздумали? — И тихо, почти не разжимая губ, быстро проговорила:

— Он за вторым окном слева. За занавеской. Лиза рядом. У него ружье… — И уже громко:

— Плачу, как за зеленку. Не согласны, можете поворачивать обратно.

— Согласны, согласны, — подобострастно закивали головой мужики, — показывай, куда везти.

Но не успел воз миновать крыльцо, как двери в дом с треском распахнулись и на пороге вырос Прохор.

В правой руке он держал револьвер, а левой ухватил под горло Лизу.

— А, суки! — крикнул он и выстрелил в сторону телеги. Оба мужика мгновенно упали за колеса, а Анастасия Васильевна, охнув, присела за возом. Мужик в красной рубахе, как заяц, подпрыгнул на месте, и сиганул за угол дома.

— Накрыть решили! — заорал Прохор и снова выстрелил.

Иван и Алексей, лежащие в копне, скользнули с телеги вниз и устроились рядом с Корнеевым и вторым «мужиком» — жандармом из группы Лямпе.

— Порешу девку, если кто подойдет! — заорал Прохор и, перекинув Лизу через перильца крыльца, сиганул следом, и так ловко, как и с двумя ногами не всякий сумеет. И, обхватив ее за талию, поволок за собой, двигаясь к загону для лошадей задом наперед и не отводя револьвера от телеги.

— Уйдет, — прошептала Анастасия Васильевна побелевшими губами, — уйдет и девчонку погубит.

Алеша, — повернулась она к Алексею, — дайте мне ваш револьвер! Я прекрасно стреляю, я эту гадину изувечу…

— Никуда он не уйдет, — успокоил ее Алексей, — дом окружен. И там Федор Михайлович. Он его собственными руками задавит, если с Лизой что случится. Прохор, думаю, и сам это понимает!

И будто в подтверждение его слов из-за забора рявкнул Тартищев:

— Прохор, брось чудить! Дом окружен! Сдавайся!

— А как бы не так! — Прохор ворвался в загон, оттолкнул Лизу, отчего она с размаху полетела на землю, и Алексей не успел моргнуть, как тот очутился на лошади. Она была без седла, но это, видно, не слишком смутило Прохора. И без седла он сидел на лошади как влитой. Только теперь Алексей заметил, что ружье болтается у него за спиной.

Дико взвизгнув, Прохор ударил ее в бока пятками, лошадь поднялась на дыбы, но всадник крепко держался за гриву и не позволил себя сбросить. Лиза поднялась тем временем на колени. Грязная, растрепанная, с заплаканным лицом. У Алексея сжалось сердце. Дважды за короткое время она попадает в такие переделки, которые многим едва ли придется пережить за всю свою жизнь. Он навел револьвер на Прохора, раздумывая, куда следует лучше выстрелить — в руку или в ногу.

Но Прохор не оставил ему времени ни для размышлений, ни для выстрела. На полном скаку он подхватил Лизу за косу. Девушка закричала. Прохор рывком поднял ее и бросил поперек лошади. Лиза не сопротивлялась. Прохор вновь дико взвизгнул и направил лошадь через забор. И никто не выстрелил ему вслед.

Опасались попасть в девушку.

Вавилов, Алексей и Корнеев, не разбирая дороги бросились к загону. Следом сломя голову летел жандарм. Лошади, напуганные шумом и выстрелами, не подпускали к себе, но первым Вавилов, а потом и Алексей умудрились оседлать двух из них и, не дожидаясь остальных, махнули через забор вслед за Прохором.

Алексей успел заметить, что к Тартищеву подвели его жеребца. Федор Михайлович взлетел в седло и что-то прокричал вслед своим агентам. Они не разобрали, что именно, и промчались на полном скаку сквозь возбужденную толпу полицейских и жандармов.

Через несколько мгновений Прохор и его преследователи вырвались на широкую, поросшую мелкой травой дорогу. Алексей оглянулся. Вслед за ними мчался отряд не меньше чем из двадцати всадников. Впереди шел Тартищев. И к своему удивлению, Алексей заметил скачущую рядом с ним во весь опор всадницу. Высоко подобрав юбки, она сидела в мужском седле, низко пригнувшись, как заправский наездник.

Следом голова в голову скакали Лямпе и Ольховский, на корпус опередившие остальную группу преследователей. Синицына приподнялась на стременах, что-то крикнула, и всадники разделились на две части.

Отряд во главе с Лямпе и Тартищевым свернул на боковую, почти не заметную в траве лежневку[51]и скрылся за неопрятной, с проплешинами рыжей глины — следами недавних оползней — горой. Оставшиеся всадники прибавили ходу, и Ольховский поравнялся с Анастасией Васильевной. Она что-то вновь прокричала и показала ему куда-то вниз, в сторону бурной речушки с перекинутым через нее хилым мостиком.

Дорога тем временем вильнула и ушла вниз под уклон, но Прохор продолжал мчаться сквозь низкий подлесок в сторону россыпи скальных останцев[52], возникших вдруг на его пути. Алексей вновь оглянулся.

Ольховский со своим отрядом форсировали речушку, видно, не полагаясь на крепость моста.

Анастасия Васильевна продолжала скакать за Алексеем и Вавиловым, подстегивая лошадь и все прибавляя и прибавляя ходу, пока не поравнялась с ними.

— Он к Провалу скачет! — прокричала она и вытянула руку с плеткой в направлении останцев. — Там раньше над водопадом мост был, а в этом году его паводком снесло. Одно ограждение осталось. Прошка об этом еще не знает!

— Что за Провал? — прокричал Алексей, но, не дожидаясь ответа, направил лошадь в узкую расщелину вслед за исчезнувшим в ней Прохором.

— Не надо, Алеша! — прокричала вслед ему Синицына. — Вернитесь!

Оглянувшись, Алексей увидел, что она и Вавилов спешились и бегут к основанию скальной гряды, причем Иван держит револьвер наизготовку. Недолго думая, Алексей развернул лошадь, и через долю минуты, перепрыгивая с одного огромного камня на другой, мчался вслед за приятелем и Синицыной вверх по склону.

Женщина, подоткнув края юбки за пояс, ни в чем не отставала от мужчин, ничуть не заботясь о том, что длинные стройные ноги в темных чулках открыты значительно выше колена.

Подвижная и гибкая, она, как кошка, карабкалась по камням, бесстрашно перескакивала трещины, цеплялась за куски кашкары[53]и можжевельника. Аккуратно уложенные волосы растрепались. Прядки то и дело падали ей на лицо, и она сдувала их в сторону или, если не помогало, отводила рукой. Раскрасневшееся лицо, сверкающие глаза — женщина помолодела на добрый десяток лет. И он вдруг подумал: почему при подобной красоте и живости нрава она до сих пор одна? Иль не сыскалось достойного человека, который не испугался бы ее напористости и, несомненно, твердого характера?

Но он тут же забыл обо всем, потому что увидел Прохора. Бросив лошадь, тот карабкался вверх по камням, толкая перед собой Лизу, в какой-то полуверсте от них. И Алексей вновь удивился его ловкости. Тут на двух ногах иной раз с трудом удавалось удержать равновесие или не соскользнуть по мокрому от росы камню, а он с одной ногой передвигается с не меньшей скоростью, чем их троица. По крайней мере, расстояние между преследователями и беглецом не уменьшалось, и это при том, что его основательно задерживала Лиза. Но Прохор ее не бросал, видно, не слишком верил, что ему удастся уйти от погони, а вернее, боялся, что его просто пристрелят при первом же удобном случае, как мерзкую тварь, чья смерть уже и так подтверждена казенной бумагой…