Устинья засмеялась и обняла его.

— Я пошёл спать. — Саблин повернулся к выходу. — Спальня в вашем распоряжении, я лягу в гостиной на диване. Пойду проверю машину.

— Мы тоже ложимся? — прошептала Устинья. — Или ты ещё посидишь у компа?

Он молча увлёк её в спальню.

Экзоты

Спал Прохор как убитый! Сам не проснулся бы, не разбуди его Устинья. Её рука легонько коснулась щеки, погладила, ущипнула за ухо, и он с трудом разлепил веки.

— Вставай, соня, — засмеялась она, одетая по-походному в джинсы и синюю футболку. — Завтрак стынет.

— Который час? — вяло промямлил он.

Устинья чмокнула его в мятую щёку.

— Без двадцати семь. В семь выезжаем.

— Зачем так рано?

Глаза Устиньи стали большими.

— Мы же вместе решили выехать пораньше.

— Не помню… а где Дан?

— Спустился вниз.

Прохор попытался притянуть Устинью за руку к себе, но она вырвалась, шутливо погрозила пальцем:

— Не шали, а то ведёшь себя как…

— Кто?

— Рабовладелец.

Он сморщился, прижал руку к груди.

— Ох!

Устинья внимательно пригляделась к нему, неуверенно шагнула к кровати.

— Сердце? Или ты шутишь? Где больно?

Он схватил-таки её за талию, притянул к себе, начал целовать, и через несколько секунд она сдалась…

Саблин пришёл, когда Прохор вслед за Устиньей, шмыгнувшей на кухню, шлёпал босыми ногами из ванной комнаты.

Он посмотрел на дверь в кухню, на Прохора, сказал официальным голосом:

— Машина подана, сэр.

— Я готов, — сказал Прохор, начиная спешно одеваться.

— Ага, — сказал Саблин, рассматривая его умными глазами, — вижу. Позавтракал?

— Дай мне три минуты.

— Да хоть четыре. Я буду ждать вас внизу. — Саблин подхватил спортивную сумку с вещами, бросил Прохору ключи от квартиры и вышел.

Из кухни выглянула Устинья. Лицо у неё было деловитое, но чуточку смущённое.

— Иди ешь. Дан уже позавтракал.

Прохор быстро умял бутерброд с сыром, второй с колбасой, выпил чашку кофе с молоком, спохватился:

— А ты почему не ешь?

— Я позавтракала раньше всех. — Устинья начала спешно убирать со стола и мыть посуду.

Прохор понял, что она чувствует себя не в своей тарелке, подошёл, обнял со спины.

— Не сердись на меня, Дан всё понимает.

— Я не сержусь, — замерла девушка. — Но ты такой… пополамный…

— Какой?

— Двойственный, колеблющийся, не знаешь, чего от тебя ждать: то приголубишь, то остудишь.

— Прости, я и сам себя ненавижу за это. Обещаю никогда не…

Она стремительно повернулась в его руках, прижала палец к его губам:

— Никогда ничего не обещай! Или делай, или не делай, но не обещай.

— Хорошо, не буду, — согласился он. — В таком случае не обещаю, что наш утренний… э-э, моцион не повторится.

Устинья сурово свела брови, но не выдержала, фыркнула и развела его руки:

— Посмотрим на твоё поведение, сэр. Собрался? Я тоже. Пошли.

Через несколько минут они спустились во двор саблинской многоэтажки.

У подъезда стояли две машины: серебристый фургон «Шевроле» и чёрный растопырчатый джип «Магнум». За его затемнёнными стёклами не было видно ни одного человека.

Прохор задержал на нём взгляд.

— Эти парни будут нас сопровождать до Москвы, — сказал Саблин.

— Кто они?

— Знакомый из ЧОПа подсуетился, дал своих сотрудников.

— Послушай, может, ты не поедешь? — неуверенно проговорил Прохор, медля залезать в фургон, на борту которого красовался герб России с двуглавым орлом и чуть правее надпись: «Спорткомитет РФ».

— Это с какого бодуна? — осведомился Саблин.

— У тебя же чемпионат на носу.

— Я снял свою кандидатуру. А организацией чемпионата занимается Женя, партнёр, так что всё в порядке.

— Ты его небось огорчил.

— Не без этого, но как-нибудь переживёт. Садись, чего ждёшь?

Прохор влез в салон машины, сел рядом с Устиньей.

Саблин занял место рядом с водителем.

Фургон выехал со двора, поворачивая к улице Ленина, переходящей за городом в трассу Иваново — Владимир.

— Побег… — пробормотал Прохор, глядя на просыпающийся город, залитый лучами утреннего солнца.

Устинья взяла его за руку.

— Ничего, это временно, мы вернёмся.

Он не ответил. На душе было ветрено и пасмурно, настроение упало, жизнь менялась, а чем закончатся эти перемены, никто сказать не мог.

Выехали за город.

Джип «Магнум» отстал по воле чоповцев, знавших своё дело назубок. Не успели обе машины отъехать от города и десяти километров, как у Саблина зазвонил телефон.

Он поднёс трубку к уху, выслушал, сказал коротко:

— Хорошо. — Обернулся к пассажирам. — Нас всё-таки вычислили.

Устинья оглянулась.

— За нами следят?

— По крайней мере одна машина — серая «Мазда».

— Попробуем оторваться? — предложил водитель, пожилой, молчаливый, несуетливый.

— Не надо, — сказал Саблин, поглядывая в зеркальце заднего вида. — Посмотрим, что будет дальше.

Несколько минут ехали молча. Проехали Павловское, потом поворот на Старый Двор.

Фургон обогнали две машины, «Лада-Клюква» и жёлтенькая «Ауди ТТ». За ними пошла на обгон и серая «Мазда»-«шестёрка» с суздальскими номерами, перестроилась, встала впереди. Слева показалась тёмно-зелёная «Шевронива», прижала фургон к обочине. И тут же «Мазда» начала тормозить.

— Останови, — сказал Саблин, оглядываясь.

Фургон остановился.

Застыли впритирку и «Мазда» с «Шевронивой». Оттуда выскочили парни в камуфляже, в шапочках-чеченках, закрывающих лица: двое из «Мазды», с оружием, двое из «Шевронивы», на первый взгляд невооружённые.

— Пригнитесь! — бросил Саблин, открывая дверь, и змеиным движением выскользнул из салона.

Прохор не послушался, может быть, впервые в жизни.

Он выскочил вслед за Данияром, не обращая внимания на испуганный вскрик Устиньи: «Куда ты?!» — и смело бросился на первого из пятнистых парней, в руке которого внезапно сверкнул нож.