Клинок Вирма помедлил, прежде чем заговорить вновь.

— Волк, — промолвил он наконец. — Проклятие и слава нашего вида. Ни один творец плоти не открыл больше меня в особенностях Канис Хеликс. Быть может, я сделал даже больше тех, кто прибыл на Фенрис с самим Всеотцом. Я понял, что проклятие можно уничтожить, одновременно сохранив славу. Эта работа и есть мое призвание.

— Укрощение, — прошептал Морек.

— Вот именно. Я очистил Хеликс, изменил, добившись сверхъестественной силы Адептус Астартес, лишив его разрушительного воздействия внутреннего зверя. Плоды работы столь же могучи, как и я, так же быстры в охоте и искусны в обращении с клинком, но они не вырождаются и не становятся жертвой Волка. Они приобретают качества, которые делают нас величественными, и очищены от факторов, не позволявших нам создавать наследников.

Морек начал понимать. Тошнота, которую он ощутил, наткнувшись на тела в лабораториуме, стремительно вернулась.

— Те тела…

— Самые близкие к моему идеалу. Они прожили недолго. Пока никто не выдержал более нескольких часов. Они умерли… непросто. И все же я доказал, что цель совсем близко, на расстоянии вытянутой руки. Дайте мне больше времени, хотя бы чуть-чуть, и я направлю нас на новый путь, сулящий господство над звездами, господство Сынов Русса.

Клинок Вирма гордо поднял голову.

— Ты видишь это будущее, Морек Карекборн?

Морек старался подобрать слова. В его разуме промелькнули образы космодесантников в темно-серых доспехах, тысяч космодесантников из разных орденов. Они сражались, убивали, сметали врагов волной контролируемого гнева. Фенрис стал миром в сердце раскинувшегося союза, временной силой внутри огромного кольца галактического Империума, силой столь могучей, что даже Боги Погибели затрепетали, увидев ее мощь.

А затем видение исчезло. Вернулась комната, столь же темная и холодная, как и все помещения под горой. Перед ним стоял, выжидая, волчий жрец.

— Это ужасает меня, лорд.

Клинок Вирма кивнул:

— Конечно. Ты добрый уроженец Фенриса. Ты не видишь альтернативы и не потворствуешь любопытству о том, что могло бы быть. Тебя волнует лишь то, что есть, что ты можешь держать в руках. Горизонт будущего очень узок для тебя. Ты можешь умереть сегодня, или завтра, или через сезон, поэтому разве можешь жить, беспокоясь о ходе веков?

Морек вовсе не сердился. Клинок Вирма не высмеивал его, лишь констатировал факт. До недавнего времени ривенмастер воспринял бы такую проповедь как предмет гордости.

— Но я не могу потакать подобным утешениям, — промолвил волчий жрец. — Мы хранители огня, мы призваны обеспечивать Империум палачами, воинами, способными отвечать на безжалостность врага равной свирепостью.

И когда я смотрю на руны вместе с провидцами, когда слушаю заявления Стурмъярта и других жрецов, у меня нет уверенности в таком будущем. Я вижу впереди лишь темные времена, эпоху, в которой Влка Фенрика окажутся слишком малочисленными, чтобы обуздать легионы тьмы. Когда нам перестанут доверять правители Империума и станут бояться его жители. Я вижу время, когда смертные будут произносить слова «Космический Волк» не как воплощение идеала, а как символ прошлого и тайны. Я вижу время, когда институты Империума обратятся против нас в своем невежестве, считая нас немногим более чем зверьми, которых мы рисуем на священных образах.

Запомни эти слова, ривенмастер: если сейчас мы выживем, но не сможем завершить наше величайшее дело, эта осада Клыка не будет последней.

Клинок Вирма отвел взгляд от Морека и посмотрел на крозиус арканум на его поясе. Он висел рядом с силовым мечом, символ его должности, знак хранителя традиций ордена.

— Вот почему мы осмелились на это. Мы можем вырасти. Можем измениться. Избавиться от проклятия прошлого и уйти с окраин Империума, чтобы стать силой в его центре.

Морек чувствовал, как усиливалась тошнота в желудке, отравляя его и вызывая головокружение. Он видел еретиков в других мирах и презирал их. Сейчас же безумие срывалось с уст волчьего жреца, хранителя святости.

— И это беспокоит тебя, Морек? — спросил Клинок Вирма.

Отвечай правду.

— Это вызывает у меня тошноту, — признался ривенмастер. — Это неправильно. Русс, да святится его имя, никогда бы такого не позволил.

Клинок Вирма засмеялся, и из решетки шлема вырвался жесткий, скрежещущий звук.

— Так ты теперь говоришь за примарха, да? А ты храбрый человек. Я бы никогда не решился угадать, как бы он распорядился всем этим.

Морек старался сохранить твердость во взгляде, но усталость и стресс брали свое. Даже сидя, у него кружилась голова. На один миг он увидел, как череп на броне волчьего жреца исказился в рваном, зубастом рыке.

Морек моргнул, и видение исчезло.

— Лорд, зачем вы рассказываете мне все это? — спросил он, зная, что не выдержит еще одной порции откровений. Его мир и так уже был разрушен.

— Как я уже сказал, — спокойно ответил Клинок Вирма, — чтобы наказать тебя. Ты нарушил запрет, посчитав себя достойным секретов, хранящихся в покоях творцов плоти. Теперь эта самонадеянность разоблачена, и ты отведал всего лишь маленький глоток того ужасного знания, что я ношу ежедневно. Дай я тебе всю чашу, ты бы утонул в ней.

— Так вот чего вы хотите для меня?

— Нет. Я хочу, чтобы ты отдохнул, как и было приказано. Затем я хочу, чтобы ты сражался, держал оборону против Предателя, оставил свою позицию только после кровавой дани, если до этого дойдет. Ты поступишь так, зная о происходящем в Вальгарде.

Волчий жрец шевельнул рукой, и огонь за спиной Морека погас. Комната заполнилась непроницаемой тьмой, и ривенмастер почти сразу почувствовал, как стало ускользать сознание.

Я рад этому. И хочу не просыпаться никогда.

— Мы требуем, чтобы ты умер за нас, смертный, — прогудел Клинок Вирма, и его затихавший голос был холоден, словно могила. — Мы всегда будем требовать, чтобы вы погибали за нас. Теперь ты будешь знать, за что умираешь.

Темех посмотрел в единственный глаз примарха. У Магнуса было странное выражение лица, отчасти выжидательное, отчасти смиренное.

— Клык для меня открыт, — объявил он.

Колдун почувствовал внезапный прилив азарта, быстро подавленный, впрочем.

— Афаэль работал не покладая рук.

— Да. Он хорошо потрудился.

Магнус отвернулся. В мерцавшем свете святилища Темех чувствовал, как от примарха веет мощью, столь огромной, что ее трудно сдерживать. Отбросив смертную плоть, примарху требовалось колоссальное количество энергии, чтобы просто существовать на физическом уровне. Это было похоже на попытку втиснуть в бокал солнце.