Меньше чем через год после конференции на островах Сан-Хуан Корваллис Кавасаки, прилетевший в Амстердам по другим делам, арендовал машину и велел ей отвезти себя на границу. Зелрек-Аалберг изменился очень мало, но соседние голландские и бельгийские поселки превратились в быстро растущие города: там служащие Эла жили, делали покупки, обедали и растили детей. Машина высадила Корваллиса на бельгийской улице перед знаменитой таверной. Корваллис вошел, взял в баре бельгийское пиво и прошел в дальнюю часть таверны. Трещина в полу была заметна. Он через нее перешагнул. В ближайшей кабинке пил содовую человек в очках и с чем-то выпирающим под пиджаком. Очевидно, он проверял личность Корваллиса. Задняя дверь таверны выходила в биргартен. Там Корваллис и нашел Эла Шепарда. Тот сидел за столиком, укрытый от легкой мороси большим парусиновым зонтом.

Эл изменился совсем не так сильно, как ожидал Корваллис. Он указал глазами на стул, но не протянул руку. Корваллис сел, отхлебнул пива и посмотрел на Элмо Шепарда впервые за много лет. Тот выглядел здоровым. Лицо раздалось, как это бывает с возрастом. Оно выглядело странно неподвижным. Маленькие мышцы, отвечающие за выражение лица, наверняка напрямую связаны с мозгом, по крайней мере так думалось Корваллису. Он был не силен в анатомии, но сомневался, что спинной мозг участвует в подергивании бровей, моргании и всем таком. Даже люди с очень серьезными спинномозговыми травмами могут говорить и управлять инвалидным креслом с помощью рта. Нервы, вероятно, выходят прямо из черепа через дырочки или что-нибудь в таком роде. В любом случае у Эла что-то нарушило эту связь: лицо у него не двигалось, как у нормального человека. А поскольку люди настроены чутко воспринимать чужую мимику, Корваллису было очень заметно это нарушение – куда заметнее, чем любое другое неврологическое расстройство. Он немного почитал про болезнь Эла и был практически уверен, что оно вызвано не самой болезнью, а препаратами, которые Эл принимает от ее симптомов.

– Слухи о моем безумии сильно преувеличены, – начал Эл. – Некоторые новые лекарства, созданные моим фондом, на удивление успешно замедляют развитие симптомов. Без них я бы уже умер довольно неприятным образом год назад.

– Хорошо, – кивнул Корваллис.

По меркам Элмо Шепарда это была довольно долгая вступительная беседа, но она имела цель: пусть собеседник поймет, с кем имеет дело.

– Если бы не очевидные минусы, я бы посоветовал каждому сойти с ума хотя бы раз в жизни, – сказал Эл. – Ничего увлекательнее со мной в жизни не происходило. Для осознанного вхождения в безумие нужна кропотливая работа. Своего рода духовная практика. Я почти уверен, многие древние мистики – отшельники и пророки, которых примитивные культуры почитали за якобы особенную связь с божеством, – на самом деле страдали от диагностируемых душевных болезней, но старались войти в них осознанно. Будь у них доступ к современным медицинским учебникам, они могли бы сказать: «А, тут написано, что я параноидальный шизофреник», но поскольку они не имели доступа к таким материалам, то вынуждены были наблюдать сами за собой. Когда некоторые процессы в мозгу выходят из-под контроля либо, на другом конце спектра, перестают функционировать на уровне, необходимом для психиатрического гомеостаза, склонный к самоанализу больной вполне способен наблюдать результаты. Если вы монах-столпник, то плохо ваше дело; вам остается лишь учиться, как с этим жить. Однако сейчас можно интерактивно подбирать дозы психоактивных веществ, проходящих через гематоэнцефалический барьер, либо непосредственно стимулировать некоторые нервные узлы методами, проникающими в мозг и воздействующими на интересные области. У нас здесь такое оборудование. Я могу сунуть голову в магнит и пингануть непослушный нейрон. Я сделал это десять минут назад и сделаю через десять минут после вашего ухода.

– Сколько вам осталось? – спросил Корваллис.

– Жить? Или разговаривать с вами? – не дав Корваллису ответить, Эл продолжил: – Примерно три года жизни. Двадцать минут на разговор с вами.

– Я хотел обсудить пару вопросов.

– Да, Си, я догадываюсь, что вы приехали не просто так.

– Я говорил с Софией. Как вам наверняка известно, она теперь научный сотрудник. Официально работает над диссертацией. Однако присматривать за Процессом – работа больше чем на полную загрузку.

– Обычно люди, которые не могут осилить свою работу, делегируют задачи другим, – заметил Эл. – Я вполне ясно изложил свое мнение по этому поводу. Возможно, меня игнорируют, потому что считают сумасшедшим.

– Я вас не игнорирую, другие члены совета тоже. Вас игнорирует София. И не потому, что считает сумасшедшим, а по своему упрямству.

– Не понимаю, из-за чего ей упрямиться. Процесс – явление уникальное и беспрецедентное. Это золотая жила данных о функционировании человеческого мозга. София – единственная держательница токена. Она должна предоставить доступ другим.

– Это семейное дело, – ответил Корваллис. – Личное. Додж умер внезапно, когда она была маленькой.

– Я знаю обстоятельства.

– Она по нему скучает. Хочет восстановить связь с утраченным.

– И она действительно верит, что Процесс – реинкарнация Ричарда Фортраста?

– А вы, Эл?

– Я не знаю, во что верить, поскольку она – единственная держательница токена и не делится данными.

– Вы знаете ее – нашу – позицию по данному вопросу. Делиться нечем. Отслеживание жизнедеятельности Процесса сродни проблеме, с которой столкнулись союзники во время Второй мировой войны, до того как взломали шифр «Энигмы». Сообщения можно перехватывать и копировать, но нельзя расшифровать, поэтому мы не знаем, что на самом деле происходит. Мы можем только анализировать трафик. Это небесполезно, но…

– Это не вулканское слияние разумов. Я слышал тот доклад. Согласен.

– Так вот, о трафике, – сказал Корваллис. – София недавно упомянула, что наблюдает новый необычный трафик. Если коротко, она думает, вы загрузили другие отсканированные коннектомы и запустили их в той же системе.

– В системе, которую я выстроил и оплатил, – сказал Эл. – София за первый год забрала все вычислительные мощности «Дыры-в-стене». Проект заглох бы на корню, если бы я…

– Не построил новые центры. Да.

– «Дыра-в-стене» была собрана вручную. Я поставил их на поток. К этому времени год спустя мы будем открывать новые центры со скоростью один в неделю.

– Отсюда вопрос: зачем?

– Похоже, у Софии уже есть теория, – сказал Эл.

Корваллис догадывался, что, работай у него лицевые мышцы, они сейчас изобразили бы ушлость. Может быть, Эл бы подмигнул.

– Вы не скрываете, что сканировали другие мозги.

– Си, вы меня удивили. Такое устаревшее выражение. «Мозги»? Серьезно?

Корваллис решил счесть это шуткой. Эл не мог подмигнуть. Его глаза не щурились.

Он имел в виду животрепещущую тему конференции: психофизическую проблему, она же проблема ум-тело.