— Значит, ты не будешь просить помощи, чтобы завладеть сердцем Ювентуса? — спрашивает Виктория.

Лаиса закатывает глаза:

— Один раз я сказала, что он не урод, и ты больше никогда не позволишь мне об этом забыть.

— Не думаю, что Ювентус будет желанной добычей для охотницы, — говорит Амара, вспоминая, каким плотоядным взглядом он провожает их всех. — Он не слишком-то хорошо изображает недотрогу.

Все смеются, и Амаре становится немного неловко, она надеется, что привратник не услышит их насмешек.

— Но уж лучше он, чем Филос, — говорит Виктория, поежившись. — Ты можешь вообразить, как бы Филос дрался с кем-нибудь?

На этот раз смеха меньше. Амара наклоняет голову, чтобы волосы упали на лицо, и проводит пальцами по локонам. Тело Филоса для нее такое родное и знакомое, а за время их связи он стал намного увереннее и уже не стесняется своего шрама. Ей неприятно слышать, как его унижают.

— Зато у Филоса очень приятное лицо, — замечает Феба.

— Приятное лицо? — хихикнув, повторяет Виктория. — Не хочешь ли ты сказать, что он тебе нравится?

Смущенный румянец на щеках Фебы говорит сам за себя.

— Я не это имела в виду, — возражает она, оглядываясь на остальных за поддержкой. — Если ты видишь, что мужчина красивый, это вовсе не значит, что ты хочешь лечь с ним в постель.

— Красивое лицо, — соглашается Британника, ковыряя в дырке между зубами. Заявление прозвучало настолько неожиданно, что все снова смеются. Британника пожимает плечами — смех ее не задевает, — но ее взгляд на миг задерживается на Амаре, прежде чем она отводит его.

— Феба, кажется, у тебя есть соперница, — ехидно замечает Виктория.

Амара помнит, как в борделе Виктория постоянно подшучивала над Бероникой, и знает, что Виктория может так зубоскалить часами, если ее не остановить. Амара берет наполовину пустую кружку с водой и выплескивает ее на Викторию.

— А ты насмешница!

Виктория визжит и в отместку брызгает на Амару водой из фонтана, и в итоге все вновь кричат и пытаются спастись от воды. Когда все устают, Амара идет на кухню за обедом. Ей приходится несколько раз ходить туда-сюда: как хозяйка, она должна убедиться, что все получили свою порцию еды. Кухня в доме крошечная, чуть ли не нора с выступом, на котором можно пожарить мясо или нагреть сковородку. Из кухни можно пройти в кладовую, а оттуда — в уборную. От стойкого запаха древесного дыма, лежалой жареной рыбы и экскрементов Амару начинает мутить. Ее не удивляет, что ни Марта, ни Ювентус не горят желанием здесь готовить.

Обслужив женщин, Амара несет еду мужчинам в атриум, с ее волос стекает вода, оставляя дорожку из капель на полу. Ювентус пялится туда, где мокрая ткань прилипает к ее телу, но Амара едва обращает на это внимание: она любуется улыбкой Филоса.

— Ты выигрываешь! — говорит она, посмотрев на его сторону доски, садясь рядом с ним. Филос так близко, и, видя нежность в его глазах, Амаре непросто удержаться и не поцеловать его.

— Игра еще не окончена, — скалится Ювентус.

Филос отвечает на диалекте, от его слов Ювентус слегка воодушевляется. Когда Амара уходит, Ювентус отпускает зычный комментарий, за которым следует скабрезный смех. Амара достаточно проработала проституткой, чтобы узнать пошлые замечания, на каком бы языке их ни произносили. По тону ответа Филоса она не может угадать содержания, но ей не очень-то приятно, что после его слов привратник только сильнее смеется.

— Ювентуса ты можешь заполучить когда захочешь, — говорит Амара Лаисе на греческом, садясь рядом с ней. — Может, он перестанет быть таким несносным, если у него появится любовница.

Лаиса вскидывает бровь:

— Если ты мне заплатишь, я буду только рада.

Амара думает, что она шутит, но потом по серьезному выражению лица Лаисы понимает, что эта девушка хочет заработать денег. Амара вспоминает, какой сама была в «Волчьем логове».

— Если ты этого хочешь.

— Ты тоже можешь взять с него деньги, — предлагает Лаиса. — А потом мы можем поделить то, что он даст тебе.

— Нет, оставь все себе. Это ты их заработаешь. Правда, Ювентусу говорить об этом необязательно.

По ухмылке Лаисы Амара догадывается, что она предвидела ответ хозяйки. «Я не такая, как Феликс, — думает Амара, — иначе она бы не осмелилась просить об этом». Страх, который Амара пытается подавить, вновь поднимается у нее в душе. Она смотрит на Британнику, уверенную, высокую и мускулистую, которая теперь стоит у фонтана. Мужчинам запрещено сопровождать их на сегодняшнем ритуале, но на случай, если Феликс захочет нанести удар во время их возвращения домой, Британника будет вооружена.

Вместе с вечером наступает прохлада, и Виктория уходит в атриум, чтобы принести гирлянды. Женщины украшают друг другу волосы, две вольноотпущенные хлопочут над рабынями. Виктория помогает флейтисткам, Амара вплетает цветы в густые кудри Марты и пытается убедить Британнику взять гирлянду из красного амаранта.

— Богиня скорее прислушается к твоей просьбе, если ты оденешься так, чтобы порадовать ее, — говорит Амара, когда Британника уклоняется.

— Не слишком, — бурчит Британника, но все-таки позволяет Амаре закрепить цветы. На фоне ярко-рыжих волос британки гирлянда похожа на языки пламени. Британника вскидывает подбородок. — Думаешь, богиня-охотница меня услышит?

Амара кладет руку на сердце:

— Надеюсь.

Они смотрят на стену, где изображена Дидона: ипостась Дианы, священная для них обеих.

— Я прошу мести, — говорит Британника, как будто обращаясь к Дидоне.

— Ты хоть писать умеешь? — спрашивает Виктория. Она усердно водит углем по широкой ленте; они заранее заготовили пять штук, которые после ритуала оставят в святилище. Марта, иудейка, не будет молиться богине и отказалась от ленты. Амара удивлена, что ее служанка вообще согласилась присоединиться к процессии.

— Я могу записать молитву Британники, — говорит Амара. Она кладет две белые ленты на мраморную скамейку, пишет «месть» на первой, для Британники, и «освобождение» на второй, для себя. Британника недоуменно смотрит на греческие буквы.

С наступлением сумерек они готовят свет. Амара идет в кладовку, задерживает дыхание, чтобы не чувствовать вони, и берет маленькие терракотовые факелы, которые они с Викторией купили на форуме. Когда она возвращается, Филос уже ждет ее с масляной лампой в руке. Женщины по очереди зажигают от нее свои факелы. Наблюдая за ними, Амара думает, как долго им еще жить всем вместе под этой крышей, и грудь ей теснит не только от уже привычного страха разлуки с Филосом. Она успела привыкнуть к этому дому, к этой странной женской общине, почти семье, которую она собрала здесь.

Амара последней зажигает факел. Она не смеет взглянуть на Филоса, но намеренно касается его руки, когда поправляет лампу: так они общаются без слов. Амара окидывает взглядом остальных, чтобы убедиться, что все факелы горят, и ведет женщин через погрузившийся в темноту атриум. Ювентус выпускает их на улицу.