— Она привела сюда гладиатора?

— На нем был плащ, — оправдывается Ювентус. — Даже я не смог его нормально разглядеть, хотя стоял всего в нескольких шагах!

— Но это еще хуже! А если соседи скажут Руфусу, что мы сюда водим подозрительных мужчин?

Ювентус раздраженно дергает плечом.

— А если он увидит, как мы все пошли в бордель? — огрызается он. — Этот дом не похож на приют весталок.

Глядя на его недовольное лицо, Амара понимает, что больше у нее нет и толики прежней власти. Она подозревает, что Ювентус вел бы себя еще более бесцеремонно, не стой у нее за спиной Британника.

— Отлично, — бросает она. — Я разберусь с этим.

Она заходит в атриум, Британника держится рядом. На пороге столовой Амара останавливается. Голоса зловеще понизились. На миг Амара думает, что, может быть, лучше подождать, пока они закончат, но гнев и любопытство слишком сильны, и она распахивает дверь. Виктория и ее гладиатор распростерлись на диване. Амара видит его мускулистую обнаженную спину и напряженные плечи. Она ахает. Тут Виктория замечает ее и приподнимается, прикрывая платьем грудь:

— Амара!

Мужчина не торопится. Он поднимает свою тунику, надевает и только затем оборачивается.

— Феликс.

Амара так поражена тем, что он находится в ее доме, что может выговорить только его имя.

— Только прикажи мне, — говорит Британника, вытащив нож. — И я убью его.

Феликс кладет руку на рукоятку своего оружия:

— Чересчур смелое заявление, как по мне.

С насмешливым поклоном он поворачивается к Амаре:

— Угрожать гостям убийством вошло у тебя в привычку? Подозреваю, что мертвый сутенер будет не самым благоприятным скандалом для начала политической карьеры твоего пижона.

— Убирайся.

— И даже дом не покажешь? — Феликс развязно подходит к ней, но Амара видит, что он не сводит глаз с ножа Британники. — Твой любовник хорошо поступил, что украсил твои покои играющими нимфами. Приятное напоминание о тех временах, когда ты торговала собой для меня.

— Я сказала: убирайся!

— Тогда скажи этой сучке убрать нож, — отвечает он, больше не пытаясь изображать светскую беседу. — Если не хочешь, чтобы я перерезал ей глотку в столовой твоего ухажера.

Амара поворачивается к Британнике:

— Убедись, что он ушел, но не трогай его. Потом возвращайся сюда.

Британника неохотно опускает руку.

— Делай что хочешь, — шипит она на Феликса. — Ты покойник.

Амара не смотрит на Феликса, когда он проходит мимо, но он останавливается, заставляя обратить на себя внимание.

— Я всегда держу свои обещания, — говорит он.

Они сверлят взглядом друг друга, затем он отворачивается и вместе с Британникой идет к двери.

— Как ты могла так поступить? — Амара не в состоянии даже взглянуть на Викторию, которая, вся дрожа, стоит у дивана. — Как ты могла привести его в мой дом?

— Прости.

— Прости? И это все, что ты можешь сказать? У тебя вообще был роман с Крескентом или это всегда был Феликс?

Виктория молчит, и Амара угадывает ответ:

— Я поверить не могу. Ты подлая, лживая шлюха!

— Пожалуйста, — говорит Виктория, прижав руки к груди. — У меня в мыслях не было причинить тебе боль, я не хотела врать. Я думала, что смогу убедить его скостить долг, поэтому я согласилась увидеться с ним на играх. А когда мы встретились, он сказал, как по мне соскучился, как он мучается без меня, и он говорил правду, клянусь, Амара, он не лгал.

Виктория плачет:

— Я люблю его. Я всегда знала, что люблю его. Не видеться с ним — это было ужасно. Я не могла этого вынести.

Британника возвращается в комнату и тихо прикрывает за собой дверь. Амара едва обращает на нее внимание.

— Как ты можешь быть такой дурой? — орет она на Викторию. — Феликс тебя не любит! Он только использует тебя, чтобы добраться до меня, а ты настолько глупа, что попалась на его удочку. Я поверить не могу, что ты впустила его в мой дом! Сколько раз он был здесь? Или сегодня впервые?

Виктория качает головой, от плача она не может говорить.

— Какие комнаты он видел?

Виктория не отвечает, и Амара хватает ее за плечи:

— Отвечай мне!

Виктория вся сжимается:

— Он хотел посмотреть все комнаты. Сегодня он во второй раз пришел.

— Значит, ему известно расположение комнат во всем доме. — Амара отпускает Викторию и закрывает глаза руками, пытаясь осознать масштабы этого предательства. — Скажи мне, что ты не позволила ему рыться в моих счетах.

— Нет! Конечно нет!

— Почему же «конечно»? Ты впустила его в мою спальню. Ты трахалась с ним здесь, буквально минуту назад.

Картинка снова всплывает в голове Амары, и с ней поднимается такой гнев, что не оставляет места никаким прочим чувствам.

— Ты и вправду ни на что не годишься, Виктория, — произносит она голосом таким же холодным, каким говорил Феликс в самые жестокие минуты. — Не удивительно, что родители оставили тебя умирать в мусорной куче. Там тебе самое место.

Две женщины смотрят друг на друга, чудовищные слова Амары повисли между ними, точно темный дым от погасших ламп.

— Я столько раз защищала тебя перед Феликсом, — начинает Виктория. — Каждый раз, когда он говорил мне, что тебе на меня наплевать, что ты просто используешь меня, чтобы достать деньги. Я защищала тебя перед Феликсом даже после того, как ты попросила меня потрахаться с Руфусом, потому что я была так благодарна тебе, потому что я любила тебя. А ты все это время была просто избалованной докторской дочкой, такой, какой Феликс тебя всегда и описывал, и смотрела на меня как на какую-то тварь.

Гнев Виктории нарастает по мере того, как она говорит, и она слишком увлечена, чтобы заметить, как Британника кладет на стол позади нее какой-то предмет.

— Единственным человеком, которого ты когда-либо считала равным себе, была Дидона, да? Вы так и ходили парочкой в борделе, насмехались над всеми, полагая, что вы лучше нас всех. И я знаю, я всегда знала, что ты бы не задумываясь променяла меня на Дидону.

Кровь стучит у Амары в голове. Она больше не видит перед собой Викторию, она вновь на форуме в ночь Сатурналий. Дидона лежит раненая у ее ног, и Амара ничего не может сделать, ей остается только смотреть, как подруга умирает.

— В ту ночь это должна была быть ты! — вопит она. — Если ты так любишь Феликса, почему ты не встала под нож, который предназначался ему? Почему это была Дидона? Она стоила тысячи таких, как ты.