– Даже мне кое-что перепало, заработал на вас десять фунтов. Догадываетесь, каким образом?

– Заключили с кем-то пари, что я жив?

– Мг-м, – Тибо весело подмигнул. – Это при том, что я принципиально никогда не спорю на деньги. Но как только узнал, кто кинул в пасть «Ассошиэйтед пресс» информацию о вашей смерти, шанс выиграть показался мне стопроцентным. Имя источника говорило само за себя, я не устоял перед соблазном, заключил пари и, конечно, выиграл.

– Источник – мисс Баррон? – Ося тихо присвистнул. – Да, кроме нее, никто не мог.

– Ночью примчалась в корпункт в невменяемом состоянии и убедила дежурных, что видела ваш труп своими глазами. Умудрилась так заморочить им головы, что они отправили печальную новость без дополнительных проверок.

– Тем более приятно, что им пришлось сразу давать опровержение, – ехидно заметил Ося, – впредь будут осторожней с сенсациями от мисс Баррон.

– Опровержение? – Тибо шевельнул бровями. – Я что-то не припомню.

– Как же, в таком случае, стало известно, что я жив? – выпалил Ося и покраснел.

Вопрос был глупый. Разумеется, сотрудники секретных служб узнают такие вещи не из газет. Тибо даже не счел нужным ответить, только пожал плечами.

– Нет-нет, опровержения что-то не припомню, – повторил он задумчиво, – но, возможно, мне просто не попалось на глаза.

Ося замер, сердце вдруг больно подпрыгнуло и затрепыхалось, как в первые часы после ушиба. Стало трудно дышать.

– Джованни, в чем дело? Вам нехорошо?

– Рене, не беспокойтесь, я в порядке, – опершись о подлокотники, Ося поднялся на ноги.

Сердце продолжало упорно бухать, все плыло перед глазами. Он шел через маленькое фойе к стойке целую вечность, словно преодолевал мили бушующего океана, и ухватился за эту стойку, как за край спасательной шлюпки.

– Пожалуйста, соедините меня с Берлином, – попросил он портье и назвал номер.

В трубке уныло тянулись длинные гудки. Наконец прозвучал незнакомый женский голос:

– Вилла фон Хорваков, слушаю вас.

«Горничная», – понял Ося и сказал, едва справляясь с одышкой:

– Добрый день. Попросите, пожалуйста, госпожу фон Хорвак.

– Госпожи нет дома, могу позвать господина.

– Да, будьте любезны.

– Как вас представить?

– Касолли.

Муж Габи взял трубку через пару минут и осторожно, с легким покашливанием уточнил:

– Джованни?

– Да, Максимилиан, это я. Удивлены?

– Признаться, не ожидал. Мы с Габриэль очень сожалели, когда пришло сообщение. Рад, что оно оказалось ошибкой. Как вы себя чувствуете?

– Спасибо, для покойника просто великолепно. – Ося наконец одолел свою одышку.

– Что же с вами стряслось, Джованни? Вы ранены? Контужены? – вежливо осведомился фон Хорвак.

– Ни то ни другое. Надеюсь, скоро буду в Берлине, расскажу при встрече. Очень забавная история. Кстати, передайте Габриэль мои поздравления с прошедшим днем рождения. Я не сумел позвонить из Хельсинки, поздравить вовремя.

– Спасибо, Джованни, но день рождения у нее через два месяца.

«Без тебя знаю, болван», – подумал Ося и произнес равнодушно:

– Правда? А мне почему-то казалось, что в феврале. Простите, перепутал. Ну, в любом случае, передайте ей от меня привет. – Он нервно хохотнул и добавил: – Не с того света, а всего лишь из Стокгольма.

Положив трубку, он добрел до кресла, сел, прислушался к своему сердцу. Оно вроде бы успокоилось, боль отпустила, дыхание стало ровным.

– Джованни, мне кажется, вам нужно на воздух, – сказал Тибо, – подождите, я только поднимусь в номер, возьму пальто.

Ося согласно кивнул, закрыл глаза. В голове все еще звучал ледяной, слегка удивленный голос фон Хорвака: «Мы с Габриэль очень сожалели». В памяти поплыл финал вечеринки в итальянском посольстве, кадр за кадром, будто он снял все это на свою «Аймо» и теперь просматривал отснятое. Хозяйский жест господина фон Хорвака, когда он запаковывал в шубку свою усталую жену. Лицо Габи, расширенные глаза, смех пьяненького капитана. Ося почувствовал, как шевелятся его губы: «Ты врешь, моя дорогая, все кончено, ты испугалась по старой привычке, а потом очень сожалела вместе с господином фон Хорваком».

Тибо подошел неслышно, тронул за плечо. Ося вздрогнул.

– Джованни, что, опять нехорошо? – тревожно спросил бельгиец.

– Нет, Рене, я в порядке, не беспокойтесь. – Ося встал, поправил шарф, надел шляпу. – Идемте, я готов. После моих приключений нет ничего приятней и полезней, чем спокойная прогулка по мирному городу.

– Я вижу, вы еще очень слабы, – проворчал Тибо, – в любом случае наши разговоры лучше вести на свежем воздухе.

Несколько минут шли молча, наконец бельгиец, покосившись на Осю, сказал:

– Надеюсь, с вашей подругой все в порядке. Как же я, старый осел, не догадался? Следовало сразу дать ей знать.

– Ничего, теперь она знает, – сквозь зубы процедил Ося.

Тибо промолчал, но так выразительно, что лучше бы уж сказал какую-нибудь сочувственную бестактность. Осю коробило, когда «Сестра» лезла в его личную жизнь. Конечно, сам виноват, бросился звонить при Тибо, орал на все фойе, выдал себя с головой. Зачем? Чтобы не омрачать семейное счастье четы фон Хорвак сожалениями о безвременной кончине господина Касолли?

– Ну, как вам русские? – спросил Тибо, тактично меняя тему. – Совсем неспособны воевать или это некоторое преувеличение?

– Мне трудно судить, могу только сказать, что снайпер, который подцепил меня на мушку, стреляет метко. – Ося ткнул пальцем в дыру на куртке.

– Слева, точно в сердце. Я слышал, пуля застряла в вашем журналистском блокноте?

Ося молча кивнул.

– Символично. – Тибо вздохнул и поправил шляпу. – В Первую мировую с одним моим однополчанином случилась подобная история. Его спасла фляжка с коньяком. Таскал ее в левом нагрудном кармане, как вы свой блокнот. Коньяк вытек, он принял его за кровь, решил, что ранен смертельно. Кстати, тоже был ушиб сердца. Единственная травма за всю войну. А после войны он спился. Такая вот черная неблагодарность ангелу-хранителю.

– Вы же сказали, его спасла фляжка.

Тибо остановился, достал платок. Бедняга потел даже когда не было жарко. Промокая лицо, тихо посапывал.

– Фляжка – слепой случай, конечно, его спас ангел-хранитель, но мой однополчанин был материалист, ангелов отрицал, верил во фляжку, вот и спился.

Бельгиец тихо замурлыкал себе под нос какую-то мелодию, видимо, история о спившемся однополчанине потянула за собой ряд невеселых воспоминаний.

– Война, война. – Он тяжело вздохнул. – Финны сражаются из последних сил, русские бессмысленно теряют силы, и все на пользу Гитлеру. Вот вам и слепой случай.