После ее ухода все молчат. Играет музыка. Кит обращает взгляд на Хавьера. Тот берет ее за руку, придвигается к ней ближе, чтобы она чувствовала его поддержку.

– Вы с ней похожи как две капли воды, – наконец произносит Саймон.

Кит склоняет голову, смотрит на меня.

Вот и наступил тот неизбежный момент, которого я со страхом ждала. Столкновение моей прежней жизни с новой. Меня это угнетало многие недели. Я делаю глубокий вдох и встречаю взгляд Саймона.

– Мы – родные сестры.

– И зачем нужно было это скрывать? – озадаченно вопрошает он.

Я вздыхаю, не в силах сдерживать слезы.

– Ты говорил, я могу сказать тебе что угодно… – Я поднимаю глаза. – Это очень долгая история.

Кит встает, одергивает на себе юбку платья.

– Нам пора. Сейчас мы здесь лишние.

Саймон взмахом руки просит ее сесть.

– Останьтесь, прошу вас. Я хотел бы понять, в чем дело.

Кит колеблется. Смотрит на меня, потом на лестницу и наконец коротко кивает Саймону. Разгладив сзади юбку, присаживается на краешек дивана, словно готова умчаться в любой момент.

Я холодею, ежусь от страха.

– Саймон, будет лучше, если сначала мы с тобой все обсудим вдвоем. Правда.

Он качает головой.

Я уже его потеряла. О том свидетельствуют и его осанка, и безвольно опущенные руки. Саймон ненавидит ложь. Не прощает обман ни своим подчиненным, ни друзьям. И мне это известно почти с самого начала, с тех пор как мы с ним познакомились.

Правда, узнала я это уже после того, как влюбилась в него.

Рано или поздно приходится держать ответ. Держать ответ перед своей жизнью. Вот и настал час расплаты.

– Ладно. Если коротко, я – урожденная Джози Бьянки. Выросла в местечке близ города Санта-Круз. У моих родителей был ресторан. Кит – моя младшая сестра. Дилан был… – Я смотрю на Кит.

– Нашей третьей половинкой, – подсказывает она. – Не брат как таковой. И не родственник. А… – она бросает взгляд на Хавьера, – …родственная душа. Alma gemela.

– Не понимаю. – Саймон моргает, словно пытается рассмотреть что-то в тумане. – Что в этом такого? Зачем было лгать?

– Затем, – устало объясняю я, – что еще несколько дней назад Кит и моя мама считали меня погибшей. – Я проглатываю комок в горле и встречаю его взгляд. – Все так думали. Я чудом уцелела во время теракта в Париже, но никому о том не сообщила. Все решили, что я погибла.

Саймон бледнеет, кожа вокруг его глаз белеет.

– Боже! Так вот откуда у тебя шрам?

– Шрам появился еще во время землетрясения.

– Значит, все-таки землетрясение. – Саймон потирает пальцем лоб – верный признак, что он силился не потерять над собой контроль. – Боже мой.

– Пожалуй, я все-таки пойду. – Кит встает.

Хавьер тоже поднимается, поддерживая ее за талию.

– Саймон, – говорит Кит, – я очень рада, что познакомилась с тобой. – Она поворачивается ко мне, и я вижу в ее глазах слезы. – Ты знаешь, как меня найти.

Горе, надежда, ужас, все те чувства, что я глубоко прятала в себе, начинают рваться наружу. Встаю и бросаюсь ей в объятия. И впервые чувствую, что она обнимает меня от всего сердца. Снова чувствую ее любовь. Если допущу, чтобы из моих глаз выкатилась хоть одна слезинка, я пропала. Поэтому я лишь дрожу с головы до пят в ее объятиях. Долгое время она неистово прижимает меня к себе, но потом отстраняется и заключает в ладони мое лицо.

– Позвони мне завтра, хорошо?

– Не волнуйся. Я не напьюсь.

– За это я ничуть не волнуюсь. – Рослая, она целует меня в лоб, и в это мгновение интуитивного озарения я вдруг ясно понимаю, что непростительно много времени потратила зря, лишая и себя, и ее сестринского общения. Обделила нас обеих. – Можно я попрощаюсь с Сарой?

– Конечно, – опережаю я Саймона и, подойдя к подножью лестницы, окликаю дочь.

Она прибегает почти сразу. Может, и подслушивала, с беспокойством думаю я. Даже если это так, мы с ней должны откровенно поговорить, прежде чем все это выяснится само. Сара останавливается на третьей ступеньке снизу, чтобы видеть глаза Кит.

– Я так рада, что познакомилась с вами. Вы будете писать мне, когда уедете?

Кит втягивает в себя воздух, будто задыхается.

– Конечно. А еще оставлю тебе кое-что на память. – Она лезет в сумочку. – Вот это моя любимая ручка. Авторучка. Сейчас она заправлена моими любимыми чернилами под названием «Заколдованный океан». Я пришлю тебе пузырек таких чернил, а мама покажет, как ими заправлять авторучку.

– Ой, какая красивая! – Сара бережно держит ручку в руках. Она в полном очаровании и благоговении, такой я ее еще не видела. – Спасибо.

– Какой твой любимый цвет?

– Зеленый, – уверенно отвечает моя дочь.

– Я пришлю тебе зеленые чернила разных оттенков, а ты сама решишь, какие тебе нравятся больше.

Сара кивает.

– Можно тебя обнять? – спрашивает Кит.

– Сделайте одолжение, – отвечает моя воспитанная дочь.

Они обнимаются.

– Приходите еще, – просит Сара проникновенно слезливым голоском.

Меня пронзает жалость к дочери. Ей так необходим союзник, кто-то, на кого она могла бы ровняться. Кто-то такой же, как она сама.

Неужели и с Кит так было?

Кит и Хавьер на прощанье трогают меня за плечо. Я целую Сару в головку и отсылаю ее на второй этаж.

Затем глубоко вздыхаю и иду в гостиную объясняться с Саймоном.

* * *

Мой муж сидит на диване, сцепив перед собой руки. Дрожа, я сажусь в кресло, а не рядом с ним, как обычно.

Долгое время он молчит. По-прежнему играет музыка. Фрэнк Синатра исполняет лирическую песню, навевая воспоминания об отце, которые прежде я постаралась бы подавить.

– Мой отец любил Фрэнка Синатру.

– Настоящий или выдуманный? Тот, что погиб в загоревшемся автомобиле или…

– Ты вправе сердиться, – говорю я. – Но не имеешь права быть жестоким. – Я вскидываю подбородок. – Мой настоящий отец погиб во время землетрясения Лома-Приета. Не в огне, но не менее страшной смертью.

Саймон роняет голову в ладони, и в этом его движении столько муки, что я невольно протягиваю к нему руку.

– На все это есть причины, – спокойно говорю я. – Не жду, что ты с ходу поймешь меня и простишь, но мы с тобой вместе создали хорошую семью, жили счастливо в браке, и в свете этого я прошу, чтобы ты, прежде чем судить, сначала выслушал меня.

– Ты лгала мне, Мари. – Он поднимает голову, глаза у него покраснели и блестят от непролитых слез. – Или вернее будет сказать «Джози»?