Пришли также к заключению, что на пленуме не открывать обсуждения доклада. «Чтобы не разжигать страстей», — говорил Брежнев. Но тут дело было не в «страстях». Открыть обсуждение доклада — значит дать слово и Хрущеву — ведь о нем идет речь? А что он может сказать, тем более в адрес Брежнева да и других, это было небезопасно. Решили принять постановление пленума без обсуждения доклада. Но оказалось, резолюция пленума не была подготовлена, и это вызвало некоторое замешательство.

Обсуждался вопрос, как довести до партии и народа принятые организационные вопросы Пленума ЦК. Было решено, что 15–16 октября в республиках пройдут партийные активы и на них надо довести до сведения решение пленума ЦК КПСС. Немаловажным был вопрос, как довести до сведения решение пленума об освобождении Хрущева братским партиям. Как оказалось, это был не из последних вопросов.

Некоторые коммунистические и рабочие партии восприняли решение пленума с большой для них неожиданностью и даже некоторой тревогой. Поступило немало запросов, что случилось? Вчера еще Н. С. Хрущев был в зените политической славы и ореола, а сегодня неожиданно даже для большинства советских коммунистов его освобождают от всех постов. Телефонные и письменные запросы поступили от Венгрии, Болгарии, ГДР и других компартий. Какую информацию дать в печать и в какой форме составить письмо об отставке Хрущева?

Естественно, встал вопрос, кого избрать первым секретарем ЦК КПСС. В то время назывались только три кандидатуры: Брежнев, Подгорный или Косыгин. Безусловно, чаша весов была на стороне Подгорного, но он сам отказался, мотивируя тем, что Брежнев моложе и уже, мол, так сложилось, что якобы он, Брежнев, должен занять этот пост. Когда назвали фамилию Брежнева, возражений, конечно, не было, но надо было видеть, как Брежнев просиял.

Тут же он внес предложение, что надо учредить должность второго секретаря и что избрать на эту должность Подгорного. Все согласились, но когда через несколько часов вышли на пленум, то этот вопрос на повестке дня уже не стоял. Для нас осталось загадкой, на каком этапе и кто перерешил наше общее мнение, принятое за два-три часа перед пленумом. Обсудили вопрос о разделении постов — первого секретаря ЦК и предсовмина. Председателем Совмина пленуму «рекомендовали» А. Н. Косыгина, это было обусловлено еще раньше, когда подготавливались все «мероприятия» по Хрущеву, аргумент, что он может быть председателем Совмина, окончательно склонил его к намеченным «мероприятиям» по устранению Н. С. Хрущева от политической деятельности.

Во время заседания Президиума ЦК КПСС, это было 14 октября, как раз в разгар выступлений, тов. Шелепин передал мне перехваченную записку О. И. Иващенко, члена ЦК КПСС, секретаря ЦК КПУ. Вот ее содержание: «Заседает Президиум, что-то происходит. Я согласна, что нужно говорить о недостатках, но нельзя прибегать к крайним мерам. В Америке надвигается фашизм. Это ему на руку. Брежнев честолюбив, властолюбив. Шелест держит развязный тон, они вместе. Можно критиковать, но это не значит, что нужно убирать. Русским и украинцам нужен вожак, к нему все тянутся. Брежнев говорит одним одно, а другим другое. Шелест сказал, когда обсуждали надпись на какой-то вазе: «Некоторые вожди засиделись».

С этой запиской были ознакомлены сразу же Подгорный и Брежнев. Сам факт появления этой записки встревожил нас, и были приняты дополнительные меры предосторожности. Я вышел из зала заседания, позвонил Н. А. Соболю — это второй секретарь ЦК КПУ, и сказал ему, чтобы за Иващенко был установлен контроль. Это означало привязать ее к определенному месту и контролировать ее действия.

В 16.00 в постпредстве Украины перед Пленумом ЦК КПСС мной были собраны члены, кандидаты и члены ревизионной комиссии ЦК КПСС, избранные от украинской партийной организации. Проинформировал их о состоявшемся заседании Президиума ЦК, о его решении и о созыве Пленума ЦК, о том, что Н. С. Хрущев подал заявление об уходе в отставку со всех постов и что Президиум удовлетворил его просьбу. Во время моей информации была гробовая тишина и чувствовалась большая напряженность. Я призвал членов, кандидатов в члены ЦК и членов ревизионной комиссии ЦК поддержать на пленуме решение Президиума ЦК КПСС. После информации наступила пауза тяжелой тишины. Но вот член ЦК КПСС И. С. Сенин, первый заместитель председателя Совмина республики, задает вопрос: «А что, Н. С. Хрущев сам подал заявление или его вынудили к этому?» Пришлось снова «разъяснять», и это «разъяснение» — чувствовал я — было не очень убедительным. Тогда последовал второй вопрос: «Можно ли будет задать вопрос на пленуме и выступить там?» Я ответил, что задавать вопросы никому не возбраняется, что касается выступлений, то, насколько мне известно, этот вопрос на пленуме не будет обсуждаться, а после информации или доклада будет принято постановление пленума. О. И. Иващенко задала вопрос: «А почему не оставить Н. С. Хрущева на одной из должностей и как освобождение Хрущева может отразиться на международных отношениях?» Мной был дан ответ, что Н. С. Хрущев подал заявление и он уходит на заслуженный отдых, остается жить в Москве. Что касается международной реакции, в том числе и некоторой реакции в компартиях соцстран, то, возможно, мы будем иметь какие-то издержки. Но главное то, что намеченная генеральная линия XX–XXI–XXII съездов КПСС остается в силе, и мы ее должны проводить в жизнь. Был задан еще один вопрос: «А кого же рекомендуют на первого секретаря ЦК КПСС?» От прямого ответа я ушел, формально ответил, что это дело Пленума ЦК, но посты будут разделены, и на предсовмина рекомендуется А. Н. Косыгин. На этом совещание и моя информация членам ЦК были закончены. О проведенном совещании с членами ЦК я тут же доложил Подгорному и Брежневу, сказал о настроении и задаваемых вопросах. Они уточнили некоторые положения, на этом и закончилась с нашей стороны подготовка к Пленуму ЦК.

14 октября в 18.00 в Свердловском зале Кремля открылся Пленум ЦК. По поручению Президиума ЦК открыл заседание Н. В. Подгорный.

На повестке дня один вопрос — организационный. С докладом выступил М. А. Суслов; сказав несколько слов о положительных моментах работы ЦК, он перешел к изложению сути вопроса по Хрущеву.

Н. С. Хрущев в президиуме, в стороне, понурив голову. Думаю, что ему было очень и очень тяжело, это надо было набраться мужества все выслушать и вытерпеть. Может быть, это было и излишним, что он присутствовал на пленуме, это ведь для него непоправимая тяжелая морально-политическая травма. В докладе Суслова было высказано все, что было сказано в течение двух дней заседания Президиума ЦК, но некоторые вопросы еще больше обострены. Чувствовалось, что была проведена «большая работа» среди членов ЦК, то и дело раздавались выкрики «правильно», но это, как правило, одни и те же крикуны, они бывают во все времена. Хрущеву они тоже кричали «правильно».

В основном же пленум проходил с большим напряжением, каждый серьезный человек чувствовал ответственность за принимаемый акт и думал о будущем: а что будет дальше? И этот вопрос был законным. То, что есть, мы знаем, видим, понимаем, оцениваем, критикуем, делаем выводы. А что будет, это неизвестность, это настораживает. Ведь для многих остается много непонятного и загадочного: что же случилось? Только вчера Хрущев был в политическом ореоле — «преданный ленинец», а сегодня его нещадно «развенчивают». Не повторятся ли все те «ошибки и недостатки», за которые мы осуждаем Хрущева и делаем организационные выводы? В дальнейшем жизнь покажет, что основания для такого беспокойства имелись.