день экспедиция прошла почти столько же, сколько, даже без учета вчерашнего простоя, за два предыдущих. И сейчас они наслаждались честно заслуженным отдыхом недалеко от реки и ели шашлык из мяса крокодила. Давненько его Лисицын не пробовал… Конечно, не такой уж она деликатес, эта рептилия, как принято считать, но вкусно. Бонусом шло повышенное содержание гнуса на кубометр воздуха, но с этой напастью они худо-бедно умели бороться.

Сэм, побежденный, но не сломленный, в очередной раз махнул рукой и вгрызся в мясо. К слову, именно сейчас была наиболее заметна его орочья кровь – ножом и вилкой он владел едва ли не получше Лисицына, однако предпочитал именно вгрызаться. Так, чтобы сок по подбородку и брызги во все стороны. Остальные, а собрались здесь практически все, и морпехи, и ученые, разве что британцы традиционно уже проигнорировали общий ужин, от него не отставали, еще раз подтверждая постулат о том, что хорошие манеры в полевых условиях очень быстро исчезают, а вот исконное, дикарское, всегда остается. И, глядя на то, как Машка в точности повторяет действия орка, Сергей подумал, что и эльфы с их врожденным чувством эстетики от людей на самом-то деле отличаются несильно.

Закончив со своим куском, Сэм встал, хлопнул себя по надувшемуся, как барабан, пузу и с гордым видом прошелся туда-сюда по стоянке. Не обнаружив ничего, к чему следовало бы придраться (а вот это уже косяк для правоверного американского сержанта), он хмыкнул и спросил:

– Итак, на чем мы остановились?

– Под ноги глянь – увидишь.

– Тьфу!

– В следующий раз, – усмехнулся Лисицын, – обустраивая стоянку, назначь ответственного за чистоту. А то кто его знает, что за антилопы тут ходили.

– Спасибо. Раньше сказать не мог?

С этими словами американец отнял у назначенного за какую-то провинность охранять их покой морпеха вначале пульт, затем амулет, отключил защитные контуры и направился в реке. Видать, решил оттереть ботинок. Вполне понятное желание – не то чтоб это уже подсохшее дерьмо чрезмерно воняло, но ведь противно! Сэм вообще был чрезвычайно брезглив для орка – небось, в каком-то поколении затесался человек, и его облагораживающее влияние сказывалось до сих пор.

– Как он только крокодилов не боится, – фыркнул кто-то из морпехов.

– Это они его бояться должны, – это уже Машка вставила свои пять копеек. – Он их ест – значит, находится выше в пищевой цепочке.

– Пищевая цепочка – крайне относительное понятие, – задумчиво пробормотал Лисицын, вставая. – На всякий случай я его подстрахую. А то ведь сколько ни вопи, что ты сын прокурора, на медведя это впечатления не произведет.

– Я с тобой…

– Маш, не стоит. И, парни, – он повернулся к морпехам, – восстановите периметр.

Короткая вспышка за спиной, едва Лисицын покинул лагерь, продемонстрировала, что его приказ не стали игнорировать. Это хорошо – Африка не тот континент, что запросто прощает беспечность. Да, кстати о беспечности. Пистолет аккуратно переместился из кобуры в руку. Короткое заклинание – и темнота исчезает, вместо нее появляется черно-белая, но очень четкая картинка. Вот так, заклинания ночного видения есть у многих магических школ, и та, адептом которой является Лисицын, не исключение. Они сильно отличаются друг от друга, но результат один. И сейчас он весьма кстати.

Нет, ну все-таки как приятно чувствовать себя умным. Самым умным! Или хотя бы самым осторожным. Вот он, Сэм, лежит на песочке. Крокодилов рядом, что характерно, нет. Зато из темноты к нему медленно, кажется, что неторопливо, но на самом деле просто осторожно, выдвигаются три серые тени. Очень характерные в режиме «совиного глаза» тени. С неповторимой, отличающейся и от людей, и от любых других живых существ аурой. Днем или в темноте, но без костылей в виде заклинаний отличить их от человека можно, но сложно. Сейчас же перепутать может лишь полный неумеха. Лисицын чуть напрягся, сканируя пространство, и усмехнулся одними губами. Да уж, Сэма они обездвижили легко, против этого вида заклинаний амулета у него точно нет. Короткое, не слишком мощное… Если бы Лисицын не знал, что искать, сам бы не засек, настолько слабые возмущения в магическом фоне оно оставило.

Ага, они его увидели. Повернулись, неспешно двинулись навстречу… Похоже, не распознали еще, с кем имеют дело. И это притом, что магия у них одна. А вот уровни, хе-хе, разные. И кое-кто сейчас в этом убедится.

О, началось! Ребятки испытали на нем то же заклинание, что и на Сэме. Ню-ню. Теперь они начинают удивляться, почему оно его не берет. Пробуют еще раз, уже другое. Третье? О, их арсенал удивительно разнообразен для таких примитивов. Ну что ж, они разозлились! Идут вперед, разворачиваясь полумесяцем. Они что, реально думают, что смогут его – его! – одолеть? А если вот так?

Он снял верхний слой защиты. Самый простой, маскировочный, позволяющий незваным гостям увидеть, с кем имеют дело. И наблюдать закономерный итог. Хотя, конечно, раболепия можно бы и поменьше – все равно им веры нет. Но сохранять гордость не в обычае его визави, так что пусть их. Зато можно не страдать манией величия, а в кои-то веки ею насладиться.

– Господин… – тот, что стоял ближе всех, бухнулся на колени. Через секунду его примеру последовали остальные. Все правильно, даже ночным зрением видно, что они моложе и не сразу поняли, с кем столкнулись. Лисицын улыбнулся, на сей раз куда шире.

– Здравствуйте, здравствуйте, мои дорогие! И кто ж вас, красивых таких, заставил так лопухнуться? Это ведь, братцы, хуже, чем преступление – это ошибка!

– Господин, мы не могли видеть, кто ты!

Красота! Страха в голосе хватит на десятерых.

Впрочем, для этих существ вечный страх перед сильнейшими вообще характерен. Это, можно сказать, часть их культуры. Если к ним вообще можно применить слово «культура».

– Правильно, не могли. Но разве я говорю за себя? Вы осмелились напасть на моего друга. Как вы вообще посмели косо посмотреть в его сторону?

– Мы не знали, что он ваш друг, господин! – нотки истерики в голосе грозили в любой момент перейти в истошное верещание. – Откуда мы могли знать!

– Незнание, – Лисицын шевельнул рукой, заставляя кончики пальцев вспыхнуть зеленоватым гнилушечным светом, – не освобождает от ответственности.

– Господин, не надо! Нас заставили!

Ну вот, сорвался все же на визг. Лисицын поморщился. Даже унижаться правильно не умеют. Впрочем, что с этой швали возьмешь…

– И кто же оказался столь нагл?

– Я.

Вот теперь совсем иное дело. Голос звучал ровно и твердо. Холодный, уверенный. Кто-то сказал бы «безжизненный», но Лисицын чувствовал клокочущие за маской отстраненности эмоции. Просто новый собеседник, в отличие от своих подручных, умел их сдерживать.

Он вышел из-за