Краткая встреча со вторым посланцем, туманно давшим понять, откуда он прибыл, мгновенно изменила обстановку в среде боевиков. В Тронхейме двух подобных гастролёров, один из которых значился хозяйственником советского консульства в Осло, нашли убитыми.

Обстановка накалялась. Здесь царили жёсткие порядки, неписанные законы, никакие скидки ни в чём не делались никому. На карту была поставлена жизнь всех боевиков.

Поведение гастролёров раскрыло цель их хозяев, подлинную суть руководителей страны, которым в недавнем прошлом боевики поклялись до конца служить верой и правдой. Не щадя жизни своей. Тем более в случае войны.

До недавних пор генсек был для них кумиром. Вождём. Учителем. Таким бы и оставался, если бы не разочарование новым политическим курсом страны в отношении нацистской Германии. Вчерашние до конца преданные обиделись, изменились. Особенно осудили провозглашенную Сталиным здравицу в честь Адольфа Гитлера. Это послужило поворотным пунктом: бывшая советская агентура сочла Советский Союз врагом человечества наравне с нацистской Германией.

Но как бы то ни было до открытой вражды дело пока не доходило. К тому времени они уже сделали немало добрых дел для Советского Союза. Четверо товарищей по борьбе поплатились за это жизнью.

Предпринятая Берией по личному указанию генсека Сталина акция против насаждённой Особой группой части агентуры превратила их из верных и закаленных друзей СССР в непримиримых противников. Отнюдь не в надуманных, как в сфабрикованных «делах» а в настоящих противников.

В полной мере это отразилось на методах допросов Серебрянского.

Находившийся в сырой, крохотной и едва освещённой одиночной камере во внутренней тюрьме на Лубянке бывший начальник Особой группы НКВД СССР Яков Серебрянский не мог знать о событиях, происходивших в стране после его ареста.

Оставаясь в полнейшей изоляции от внешнего мира, лишённый малейших сведений о протекавшей за тюремными стенами жизни, он мог лишь строить догадки, сопоставлять отрывочные факты, ставшие ему известными из осколков наводящих вопросов следователей.

Это были примерные, весьма ориентировочные, зачастую туманные выводы, которые он почти сразу же отметал. Но кое на чём, естественно, задерживал свое внимание. Перед глазами возникали его люди за рубежом. Он задумывался над их судьбами, часто вспоминал своего любимца «Густава». В основном беспокоила внезапно прерванная связь.

Пожалуй, для него это было важнее, чем предстоящее исполнение приговора, которое почему-то откладывалось.

Обеспокоенность вызывала в нём судьба целого ряда талантливых зарубежных учёных, которых Особая группа ценой огромных усилий привлекла на свою сторону.

Эти люди жили и работали в Германии. Очевидно, продолжали бы там трудиться до конца. Считали себя немцами. Среди них были и такие, которые позабыли о своей национальности. Это не имело для них значения. Но с приходом к власти нацистов им напомнили, кто они.

Нацистская система, преследовавшая евреев, с каждым днём ужесточала расовые законы, вынуждала гонимых искать прибежище в других странах.

Судьба этих учёных постоянно оставалась в поле зрения начальника Особой группы. Не только с чисто человеческой стороны. На первом плане всегда были профессия и патриотизм. С некоторыми из этих людей у него сложились добрые отношения. Между тем Серебрянский познакомился с ними отнюдь не из филантропических побуждений. В перспективе были профессиональные соображения.

Когда же стало известно, что кое-кто из них помышляет покинуть Германию, что было вполне естественно, Серебрянский стал чаще наведываться к ним. Вскоре эмиграция, как эпидемия, охватила преследуемых нацистами по национальному признаку людей.

Оставаться равнодушным к судьбе своих знакомых начальник Особой группы не мог. Приложил все силы и опыт, чтобы направить устремления этих людей на выезд в СССР. Пообещал им не только радушный приём, но и всестороннее содействие властей в предоставлении возможности продолжать исследовательскую работу.

Серебрянский полагал, что руководители страны, и прежде всего генсек Сталин, придадут должное значение приезду столь нужных стране учёных. Естественно, все они были антифашистами.

Начальник Особой группы не ошибся. Из Москвы поступила санкция на приезд в СССР с правом постоянного места жительства и предоставлением каждому работы по способностям, профилю, специальности.

Но тут выяснилось, что не все учёные, желавшие эмигрировать, приняли предложение своего знакомого. Несмотря на заманчивость обещанных условий.

Кроме того, аналогичные предложения они получили от других стран. Отдельные учёные уже эмигрировали в скандинавские страны, кое-кто переехал в Англию. Запоздалый интерес проявила Америка. Но она слишком далеко. Добраться до неё не просто. Да и к чему, если в Европе столько стран, где фашизм казался немыслимым.

К тому времени Германия, по существу, сумела аннексировать только Австрию. Но Гитлер уже рвал глотку по поводу Судетской области. Веское слово в этом вопросе оставалось за Великобританией и Францией. В Мюнхене главы двух государств, Чемберлен и Даладье, преподнесли германскому фюреру Чехословакию на «блюдечке с голубой каёмочкой».

Сделка сразу подстегнула желавших эмигрировать. Не только из Германии и заваченной нацистами Австрии. Но выезд уже был сопряжён с риском для жизни. Из Чехословакии пока ещё удавалось уехать, но тоже с трудностями, которые большей частью кончались арестом эмигрантов.

Люди метались в страхе. Объявленный Гитлером «новый порядок» в Европе набирал силу. Тюрьмы были переполнены задержанными. Для решения «проблемы» строились концентрационные лагеря.

Мюнхен сыграл и другую роль: значительная часть немецких учёных приняли предложение своего влиятельного в СССР знакомого. Главным было избавление от преследований нацистов и предоставление возможности работать, чтобы обратить против нацистов результаты своих исследований.

В нелёгком и опасном выезде этих людей из Германии большую помощь оказал доверенный человек Серебрянского физик Кирилл Галичеф, издавна работавший в Германии под псевдонимом Фердинанд Шульц. Связь с учёными осуществлялась через его коллегу по лаборатории Элизу Мейтнер. Она должна была покинуть «фатерланд» и присоединиться к уже выехавшим в СССР учёным. Фердинанду Шульцу предстояло оставаться на прежнем месте работы.

Но обстановка внезапно обострилась. Нацисты обнаружили утечку специалистов. Гестапо установило слежку за учёными. Элизу Мейтнер должны были интернировать из-за её еврейского происхождения. Пришлось её срочно переправить по единственно остававшемуся пути в Швецию.

Элиза благополучно добралась до Копенгагена. Там у неё состоялась встреча с Нильсом Бором, известным физиком, с которым она многие годы обменивалась научными разработками.

Из Копенгагена люди Серебрянского должны были отправить её пароходом в Ленинград, где вместе с ранее эмигрировавшими учёными ей предстояло создать научную базу по исследованиям атомного ядра.