Оказалось, что 24 мая германский фюрер посетил в Шарлевиле штаб-квартиру генерала Рундштета, где конфиденциально поделился намерением заключить перемирие с Великобританией. Он уверял, что это будет способствовать реализации грандиозного стратегического плана, который уже разрабатывается и в самом ближайшем будущем начнёт претворяться на практике.

– Здесь будет временный мир, – вырвалось у фюрера. – Меня беспокоит Восток! Его нельзя сбрасывать со счетов. Англосаксы должны это понять. Я даю им шанс!

В штаб-квартире Рундштета поняли, что приказом о приостановлении преследования отступавших в панике английских войск фюрер рассчитывает достичь взаимопонимания с Лондоном. Он был убеждён, что, как девять месяцев назад перед нападением на Польшу ему удалось склонить Москву на свою сторону, так теперь он сумеет одурачить англичан и убедить их выступить против Советского Союза.

Но в штабе Рундштета Гитлер умолчал о принятом решении напасть на Россию, упомянув только «план, который уже разрабатывается». Разумеется, он имел в виду вариант «Отто» – предшественник плана «Барбаросса».

Несмотря на усилия главнокомандующего сухопутными силами вермахта генерал-фельдмаршала фон Браухича, предпринимаемые для того, чтобы добиться разрешения на продолжение наступления танковых соединений к побережью Ла-Манша, германский фюрер оставался неумолим.

Нацисты топтались на месте, созерцая бешеную погрузку английских частей на стянутый со всего побережья весьма странный флот, где среди крейсеров, эсминцев, сторожевых кораблей мелькали различные по классу пассажирские пароходы и торговые суда, рыбацкие шхуны, баркасы, моторные катера, обычные прогулочные лодки и даже спортивные парусные яхты, отважные владельцы которых откликнулись на отчаянный SOS британского правительства.

Обезумевшие солдаты бросали дорогостоящую военную технику и пускались вплавь, лишь бы добраться до борта первой попавшейся битком забитой войсками палубы, крен у которой нередко был угрожающим.

С горечью вспоминались слова Чемберлена, произнесённые им по возвращении из Мюнхена, когда на радостях он привёл заверения Гитлера, что «войны между нами не будет!»

И в Париже тогда ликованию не было предела. Прибывшему по приглашению премьера Франции рейхсминистру иностранных дел Риббентропу был устроен пышный приём, на который членов правительства – евреев не пригласили. В Лондоне и Париже испытывали чувство облегчения. Риббентропу открыто давали понять, что Германии есть смысл расширить свои «жизненные пространства» за счёт восточных земель, без стеснения указывали на Украину. Но это было два года назад. Теперь об этом вспоминали с проклятиями.

Кровавая вакханалия в Дюнкерке не прекращалась более трёх суток. При беспрерывных налётах немецких бомбардировщиков, пытавшихся прорваться к месту погрузки английских войск, несмотря на отчаянное противодействие британских истребителей. Здесь надо отдать должное лётчикам Королевского воздушного флота, отвага которых не только не уступала мастерству немцев на суше, но и во много крат его превосходила.

26 мая немецким танковым соединениям было разрешено возобновить наступление. Но вслед за этим приказом последовал другой, по которому все части заменялись моторизованными дивизиями, пришедшими им на смену.

На переправе лошадей не меняют. Вопреки правилу, если это всё же происходит, то причины должны быть необычайные. Собственно, они были. Но немцы упустили благоприятный момент для нанесения окончательного удара по уставшим, вконец измотанным непрерывными боями английским войскам.

Несостоявшемуся болградскому авиатору тем временем удалось устроиться на работу в «Комиссионное бюро экспедиции», хозяином которого был Симон Шапира, человек почтенного возраста.

Мать выпросила у состоятельных родственников ненужную им одежонку для сына. Свою авиационную форму он привёл в порядок: пришил сорванные в полиции пуговицы и эмблемы, накинул её на самодельную вешалку, накрыл газетой и повесил на обратной стороне двери, которая всегда оставалась открыта.

Рабочий день у него начинался в 5 часов утра. Ни минутой позже. К этому времени он должен был находиться дома у хозяина, который уже бодрствовал в своём крошечном кабинете. У него был телефон – редкость в провинциальном городке. Получив необходимые указания по поводу предстоявшей работы, Юрий на поджидавшей его повозке со стариком ездовым отправлялся на железнодорожный вокзал Троян-вал, расположенный в восьми километрах от города.

Там в утренней спешке оформлял фрахты на один или два объёмистых ящика (коломашки) со свежим карпом, судаком или дунайской сельдью, плотно обложенными льдом. Эти ящики с проходящим пассажирским поездом посылались в Бухарест.

Затем отправлял известным заграничным фирмам «Дрейфус», «Бунги», «Контин-экспорт» вагоны с кукурузой или пшеницей.

Управляющими зерновых складов при вокзале были двое немолодых служащих-весовщиков. Третьим – бывший курсант авиаучилища.

В течение дня на привокзальной рампе вагоны загружались зерном. Одновременно в диком темпе Юрий оформлял фрахты у вокзального весовщика ж.д. станции «Троян-Вал», затем весь день занимался документацией у товарного кассира господина Стынысеску, оказавшегося весьма симпатичным человеком.

Узнав, что молодой служащий «Бюро экспедиции» окончил лицей, учился в Бухаресте на пилота, он проникся к нему доверием. К тому же заметил в нём старательность при оформлении фрахтов и стал относиться к нему с уважением.

Юрий видел, что у товарного кассира много дел и, как он сам признавался, часто приходится засиживаться до полуночи.

– Жена приходит помочь, – заметил кассир, – но только когда уложит двух маленьких дочек.

Семья господина Стынысеску жила при вокзале в отдельном доме, как и остальные станционные служащие.

В товарной кассе, кроме фрахтов на отправляемые вагоны с зерном, Юрий оформлял фрахты на прибывавшие вагоны с сахаром, углём и ещё чем-либо. Приходилось задерживаться допоздна. Зато возвращался в город на автобусе местной концессии. «Бюро» оплачивало билет. Это было приятно.

Однажды его подстерегла неприятность. В субботний вечер господин Шапира велел молодому приказчику на следующий день, где-то не ранее часа дня, выполнить несложное и одновременно ответственное поручение. Юрий его выполнил. Принёс солидную пачку денежных купюр. Господин Шапира развернул пачку и, поплевав на пальцы, стал пересчитывать.

Юрий тихо заметил:

– Там всё в порядке, господин Шапира. Сумма точная.

Хозяин удивлённо взглянул на посыльного поверх сдвинутых на нос очков:

– Ты при Голигорском пересчитывал деньги?

– Конечно!

Хозяин неожиданно взорвался от негодования:

– Пересчитывать деньги при получении у Голигорского?! Что это, какой-нибудь гешефтмахер? Кто так поступает? Ты понимаешь, у кого получал деньги? И для кого?! Ты же меня и его опозорил!