ради нас обоих, я правда хотела, но я не смогла. Я люблю тебя. Всегда помни, что я люблю тебя.

А потом боль перешла в агонию, и я уже ничего не могла ему сказать.

***

Я пришла в себя от того, что на меня вылили ведро ледяной воды. Я закричала, не понимая, где я и что со мной, и тут же услышала окрик:

— Встать!

Мне показалось, что я все еще в тюрьме, и меня словно подбросило — вскочив, я развернулась лицом к стене, и только попытавшись заложить руки за голову, наконец осознала, где я. Я и забыла, как это, оказывается, больно — наручники.

Я ошалело вертела головой, не понимая, что делать, и наконец сфокусировала взгляд на тех, кто стоял на пороге моей камеры. Полковник Валлерт. Карим. Доктор Эйсуле. Доктор Ланге. Два незнакомых мужчины в форме без опознавательных знаков — держат в руках пистолеты, и это не парализаторы.

— Нейроимплант, — коротко сказал полковник Валлерт, обращаясь к доктору Эйсуле.

— А я вам говорю, что я отказываюсь работать в таких условиях! — сказала она раздраженно. — Пациент должен быть зафиксирован, и мне нужен ассистент, и здесь, простите, воняет…

— Работайте здесь! — повысил голос полковник Валлерт. — Юферев будет вашим ассистентом.

— Конечно. Поставьте сюда кресло, обеспечьте стерильность — и я буду работать здесь.

— Плевать на стерильность.

— А на мою безопасность? Она может вырваться, а ее несколько месяцев учили убивать, и наручники ей не помешают. Вспомните ту, вторую.

Несколько секунд полковник Валлерт и доктор Эйсуле смотрели друг на друга. Наконец полковник кивнул мужчинам с оружием, и я почувствовала, как меня хватают под руки.

Мы снова поднялись на лифте, черная полоса на стене сменилась на желтую, меня протащили по коридору, странно пустому, а потом я оказалась в комнате, половину которой занимало знакомое кресло с фиксаторами. Мне стало так жутко, что колени подогнулись. Мокрая одежда облепила тело, меня била крупная дрожь — не то от страха, не то от холода.

— Не надо, — прошептала я, глядя на доктора Эйсуле.

Пожалуйста, поспорь еще немного с полковником Валлертом, ты же его не боишься, убеди его не делать этого со мной!

Не обращая на меня внимания, она выглянула в коридор и рявкнула:

— Ольга!

Через несколько секунд появилась Олли — взъерошенная, заспанная.

— Спишь на дежурстве? — процедила доктор Эйсуле.

Олли помотала головой, потом заметила меня, и лицо ее приобрело растерянное выражение.

— Рета? — спросила она.

— Молчать! — сказал полковник Валлерт, и замолчали все. — У вас две минуты.

— Удаляем имплант, — сказала доктор Эйсуле.

— Обезболивающее… — начала было Олли, но доктор Эйсуле ее перебила.

— Ты же слышала — у нас две минуты.

Я часто дышала, открыв рот.

Фиксаторы защелкнулись, прижимая меня к креслу. Жесткий обруч сдавил голову, так что я не могла пошевелиться. На шею вылилось что-то холодное. Мышцы напряглись, стали каменными, я попыталась выгнуться, отодвинуться, хоть как-то отстраниться.

Я могла думать лишь о том, чтобы не показать, как мне страшно. Сохранить лицо. Не выглядеть жалкой и слабой. В голове звучали слова капитана Северин, которые я подслушала. Можно устроить истерику, а можно держаться с достоинством, вот и весь выбор.

Стояла ночь, и в желтой зоне Коди не было. Не могло быть.

Поэтому, когда доктор Эйсуле прикоснулась к моей шее и начала извлекать имплант, я не боялась, что мой крик его испугает.

Все закончилось быстро, осталась только головная боль, от которой я тихо поскуливала, и ощущение, что что-то течет по моей шее. Меня снова начало трясти от холода, щеки были влажными.

— Проверьте ее имплант, — сказал полковник Валлерт. — С кем она связывалась за последние три часа.

Я открыла глаза. Карим что-то делал, сидя перед монитором, по которому бежали ряды цифр.

— Ни с кем, — сказал он через минуту, повернувшись к полковнику Валлерту. — Последнее подключение — сутки назад, во время тренировки.

Взгляд, который он на меня бросил, был таким коротким, что я решила, будто мне показалось.

— Хорошо, — кивнул полковник. — В камеру ее.

***

Я лежала на полу, сжавшись, пытаясь хоть немного согреться, и вокруг моей головы было черное облако. Мне казалось, я его вижу, хотя в камере было темно — ни окон, ни щелочки, в которую мог бы пробиться свет из коридора. Но черное облако было — реальное, почти осязаемое, оно сопровождало меня с того момента, как доктор Эйсуле сняла металлическую пластинку с основания моей шеи. С тех пор я не могла сосредоточиться, не могла думать. Я даже не могла понять, почему Карим сказал, что я ни с кем не связывалась. Решил защитить меня? Или он сказал правду? Что, если разговор с Коди — плод моего воображения?

Об этом нельзя было думать. Если я допущу, что это правда, то мне конец. Я должна верить, что Коди уже далеко отсюда.

Дверь распахнулась, и я попыталась отползти в сторону, пока меня снова не окатили водой.

— Встать, — сказал мужской голос, и чей-то ботинок врезался мне под ребра.

Всегда надо вставать. Всегда надо выполнять приказы — это я усвоила. Тогда будет не очень больно. Оскальзываясь на мокром полу, я поднялась. На фоне светлого прямоугольника дверного проема выделялся черный силуэт. С его последнего визита прошел час. Или день. В темноте не было времени.

Я никогда не знала, когда именно они придут. Мне оставалось только лежать в темноте и ждать, каждую минуту ждать, что за дверью раздадутся шаги. Если меня заставали спящей, то били сильнее, поэтому я перестала спать. Через некоторое время пространство вокруг меня наполнилось звуками и образами, которых не существовало в действительности. Я понимала, что это, понимала, почему слышу, как кто-то зовет меня по имени, почему вижу вспышки в темноте, но они все равно казались пугающе реальными.

Сидя в темноте, я раз за разом повторяла себе, что это не навсегда, что выход найдется, и вспоминала однажды попавшиеся мне среди учебных документов правила поведения в плену. Быть спокойной и вежливой, не лгать — по микродвижениям враг поймет, что ты скрываешь, не говорить правды, кроме имени и звания, не смотреть в глаза. Остальных я не помнила.

Несколько раз темнота вдруг заканчивалась — под потолком вспыхивали яркие лампы, такие яркие, что я слепла. Пока они горели, я все время думала, что это значит, зачем они включили свет, кто на меня смотрит и что хочет увидеть, — а потом я снова оставалась в темноте, с зелеными пятнами перед глазами.

— Руки! — приказал сержант Дале.

Я вытянула