— Не знаю, но очень может быть. Или же он, если это был он, просто хотел сбить нас с толку, направить по ложному следу. Не исключено, что не только нас, но и семью Фогельшё. Газетчикам эта версия особенно понравится.

— То есть кто-то таким образом хочет обратить на себя внимание? — уточняет Харри.

— Скорее наоборот, — отвечает Малин.

— Но почему?

— Не знаю, — задумчиво говорит Форс. — Только сдается мне, здесь что-то не так…

— Ты права, история действительно странная. Завтра мы получим рапорт Карин и посмотрим, что делать дальше, — говорит Шёман. — Нужно расписать как можно подробнее, чем занимался Фредрик Фогельшё в последние двадцать четыре часа своей жизни. В случае с Йерри Петерссоном у нас это получилось не слишком хорошо. Или же действительно в тот день с ним не произошло ничего особенного, если не считать встречи с убийцей.

— Но как же он все-таки попал в часовню? — задает вопрос Харри.

— Криминалисты обследуют следы колес на замковом холме. Посмотрим, не было ли там другого автомобиля, кроме адвокатского. В сам замок, похоже, никто не входил, он был поставлен на сигнализацию. А теперь поезжайте к Катарине, пока до нее не добрались газетчики.

— Наверняка уже добрались, — отвечает Харри.

Репортерские автомобили «Коррен» и местной радиостанции, телевидение Швеции, четвертый канал. Стервятники почуяли добычу. Только вряд ли они станут вестниками смерти. Даже если полиция еще не успела оповестить родственников, те уже наверняка все знают.

Даниэля по-прежнему не видно. Вместо него какой-то пожилой репортер, которого Малин, к своему удивлению, не узнает, и знакомая девушка-фотограф с растаманскими косичками. Что ты здесь делаешь? Ловишь смерть за хвост? А может, насилие, злобу, страх?

Что бы ты ни делала, не приближайся ко мне. Сейчас я похожа на поросенка.

У комиссара звонит телефон. Он что-то говорит в трубку и, закончив разговор, обращается к Малин:

— Звонил Грот из лаборатории. На снимках твоих родителей нет никаких отпечатков.

Малин кивает.

— Плохо, — замечает Харри. Он разозлился, узнав о фотографиях сегодня утром. — Могут ли эти снимки быть связаны с убийством?

— Каким-то образом все связано между собой, — замечает Малин. — Остается выяснить как.

Она выходит из кухни и направляется в вестибюль, где ее внимание снова привлекает огромное полотно, изображающее мужчину, который смазывает спину женщины кремом для загара. Малин любуется картиной и в то же время видит в ней что-то отталкивающее, непристойное, хотя и не может понять, что именно.

— Будет лучше, если с Катариной Фогельшё побеседуем я и Харри, — говорит она проходящему мимо Свену.

— Хорошо, если так действительно будет лучше, — соглашается тот. — В таком случае Вальдемар и Юхан возьмут на себя жену Фредрика Фогельшё. И все-таки начните со старика Акселя. И ни звука газетчикам.

Аксель Фогельшё стоит у окна в гостиной. Дождь прекратился, и теперь парк напротив его дома окутан туманом, придающим ему угрюмый вид. Голые деревья похожи на тени. Акселю Фогельшё чудится, что там, внизу, кто-то стоит, следит за ним и только и ждет подходящего момента, чтобы наброситься.

Малин показалось, что он уже знает, зачем они пришли. Он сразу пригласил их в прихожую с таким видом, будто ждал всю ночь. Провести в гостиную отказался: «Говорите здесь». Малин присела у входа на скамеечку в стиле рококо и сразу перешла к делу:

— Вашего сына Фредрика нашли сегодня утром мертвым в часовне Скугсо.

Ужас слов, сказанных ею, вмиг развеял ее смущение.

— Он покончил собой? Повесился?

Голос Акселя Фогельшё тверд и ясен. Мускулы морщинистого розового лица неподвижны.

«Я презирал своего сына. Я любил его. Теперь он мертв, а значит, искупил свою вину и передо мной, и перед матерью, и перед нашими предками».

Малин видит скорбь где-то там, в глубине блестящих зрачков. Но Аксель Фогельшё держит ее под контролем.

— Он убит, — отвечает на его вопрос Харри. — Ваш сын убит.

Он сказал это так, будто хотел спровоцировать нужную ему реакцию. Но Аксель Фогельшё поворачивается спиной к полицейским, уходит в гостиную и становится у окна, давая им понять всем своим видом, что готов отвечать на вопросы только в таком положении. Малин хочется видеть его глаза, лицо, хотя она уверена, что ни одной слезинки не скатилось сейчас по его щекам.

— Мы готовы рассказать вам о том, что уже знаем о смерти вашего сына, если, конечно, вы согласитесь нас выслушать, — обращается она к нему.

— Как его нашли, вы имеете в виду?

— Да, и об этом тоже.

— В свое время я узнаю это из газет, разве не так?

Не обращая внимания на его слова, Малин рассказывает о том, как нашли Фредрика Фогельшё, ничего не утаивая из того, что им известно. Аксель Фогельшё стоит неподвижно.

— Были ли у вашего сына враги?

— Нет. Но вы знаете, что он не особенно порадовал меня своими аферами, которые привели нас к финансовому краху.

— То есть вы намекаете на свое участие во всем этом? — спрашивает Харри.

Аксель Фогельшё пожимает плечами.

— Что вы делали сегодняшней ночью и вчера вечером?

— Вечером я был у Катарины. Мы обсуждали возможность выкупа Скугсо у наследника Петерссона. Говорили с глазу на глаз. Домой я вернулся поздно, пешком.

«Отец и дочь, — думает Малин, — беседовали с глазу на глаз как раз в ту ночь, когда их сына, брата убили. Что бы это значило?»

— Что вы можете еще рассказать нам о Фредрике? Может, были еще какие-нибудь неудачные сделки? — спрашивает Малин.

— Вряд ли, он не имел таких полномочий в банке.

— Правда?

— Он был самый обыкновенный клерк.

— Он знался с Йохеном Гольдманом?

— С каким еще Йохеном Гольдманом?

— С известным мошенником, — отвечает Харри.

— Я не слышал ни о каком Гольдмане, но мне трудно представить себе, чтобы Фредрик водился с мошенниками.

— Почему?

— Для этого он был слишком труслив.

Малин и Харри обмениваются взглядами.

— А его жена? Что вы можете сказать об их отношениях?

— Она сама может вам об этом рассказать.

— Если хотите, мы пришлем вам кого-нибудь, — предлагает Малин, — чтобы вам не оставаться сейчас в одиночестве.

Аксель Фогельшё презрительно ухмыляется.

— Кого же вы мне пришлете? Священника? Если у вас больше нет ко мне вопросов, не смею задерживать. Оставьте старика в покое, я должен заняться подготовкой похорон.