– Самое меньшее, что можно требовать против такого человека, ваше сиятельство, – камера если не в Рошфоре и Бресте, то хотя бы в Бисетре.

– Ах, господин аббат! Вы подаете пример христианского милосердия! – воскликнул граф Рапт. – Вы хотите раскаяния, а не смерти грешника.

– Ваше сиятельство! – с поклоном отвечал аббат. – Уже давно я, опираясь на сведения, добытые с огромным трудом, составил вашу биографию. Я ждал лишь такой встречи, как сегодня, чтобы опубликовать ее. Я объявлю ее в следующем номере «Горностая». И прибавлю еще одну черту: любовь к человечеству.

– Ваше сиятельство! – прибавил Ксавье. – Я никогда не забуду этот визит, и когда буду писать Праведника, прошу у вас позволения вспомнить ваше благородное лицо.

Во время этого диалога полковник маневрировал, как опытный стратег, и постепенно оттеснил братьев к двери.

Аббат решился наконец взяться за ручку: не то понял маневр, не то ему больше нечего было просить.

В эту минуту дверь распахнулась, но не по милости аббата, а под внешним давлением, и старая маркиза де Латурнель (ее, надеюсь, не забыли наши читатели, ведь она была связана с графом Раптом не одними родственными узами) устремилась, запыхавшись, в кабинет.

– Слава Богу! – пробормотал г-н Рапт, полагая, что наконец-то вырвался из когтей двух братьев.

На помощь! Умираю! – слабо вскрикнула маркиза и, закатив глаза, упала на руки аббату Букмону. – Ах ты Господи! ГЪспожа маркиза! – обронил тот. – Что произошло?

– Как?! Вы знакомы с госпожой маркизой? – изумился граф Рапт, бросившись было на помощь г-же де Латурнель, но замер, видя, что она в руках друга.

Ничто на свете не могло испугать его больше, чем то, что он увидел: маркиза де Латурнель – приятельница такого язвительного человека, как аббат.

Он знал, какой легкомысленной бывала маркиза; случалось, ночью он внезапно просыпался и его бросало в жар при мысли, что его тайны находились в руках женщины, любившей его от всего сердца, но, подобно медведю Лафонтена, способной рано или поздно уничтожить графа, бросив ему в лицо просто так одну из его тайн.

Кроме того, он хорошо знал маркизу: если маркиза была другом двух братьев, она станет поддерживать не его, а церковных крыс.

Его еще больше ошеломило, когда в ответ на вырвавшиеся у него слова: «Как?! Вы знакомы с госпожой маркизой?» – аббат Букмон сказал, пародируя графа, цитировавшего г-на де СенГерема:

– Я был бы недостоин жить, если бы не знал одну из самых благочестивых дам Парижа!

Граф увидел, что необходимо примириться с этим знакомством, и подошел к маркизе, симулировавшей по привычке в шестьдесят лет один из обмороков, так шедших ей в двадцатилетнем возрасте.

– Что с вами, мадам? – спросил он в свою очередь. – Умоляю, не оставляйте нас в неизвестности.

– Да я просто умираю! – не открывая глаз, отозвалась маркиза.

Такой ответ ничего не значил.

Однако граф Рапт увидел, что все не так страшно, как ему показалось поначалу, и сказал секретарю:

– Надо бы позвать врача, Бордье.

– Не надо! – возразила маркиза, открывая глаза и в ужасе озираясь.

Она увидела аббата.

– А, это вы, господин аббат, – нежнейшим голоском пролепетала старая святоша.

Ее тон заставил графа Рапта вздрогнуть.

– Да, госпожа маркиза, это я, – отозвался довольный аббат. – Имею честь представить вам своего брата, господина Ксавье Букмона.

– Большой художник! – любезно улыбнулась маркиза. – Я от всего сердца рекомендую его нашему будущему депутату.

– Это ни к чему, мадам, – возразил г-н Рапт. – Эти господа, слава Богу, умеют отрекомендоваться сами.

Два брата опустили глаза и смиренно поклонились; они сделали это совершенно одинаково, словно движимые одной пружиной.

– Что с вами случилось, маркиза? – вполголоса спросил г-н Рапт, словно намекая двум посетителям, что, оставаясь дольше, они проявляют нескромность.

Аббат понял его намерение и сделал вид, что уходит.

– Брат мой! – сказал он. – Я начинаю замечать, что мы злоупотребляем временем его сиятельства.

Однако маркиза удержала его за полу редингота.

– Нисколько, господин аббат! – возразила она. – Причина моего страдания – ни для кого не секрет. Кстати, поскольку вы не совсем посторонний человек и знаете обо всем, что со мной происходит, я рада встретить вас здесь.

Будущий депутат помрачнел, зато аббат просиял от радости.

– Что вы хотите сказать, госпожа маркиза? – вскричал он. – Как я, готовый отдать за вас жизнь, могу иметь несчастье быть причастным к вашему страданию?

– Ах, господин аббат! – с отчаянием в голосе вскричала маркиза. – Вы хорошо знаете Толстушку?

– Толстушку? – переспросил аббат таким тоном, словно хотел сказать: «А что это такое?»

Граф знал, кто такая Толстушка, и, догадываясь о причине великого страдания, сотрясавшего маркизу, упал в кресло со вздохом отчаяния, как человек, который, устав бороться, сдает свои позиции неприятелю.

– Да, Толстушку, – подтвердила маркиза плачущим голосом. – Вы не могли ее не знать, вы двадцать раз видели меня с ней. О Великий Боже! Бедняжка, она так громко лаяла, если я оставляла ее одну в особняке!

– А-а, я понял! – вскричал аббат, которого наконец надоумило слово «лаяла». – Я понял!

Он хлопнул себя по лбу и продолжал:

– Вы говорите о своей прелестной собачке! Восхитительной собачке, грациозной и умненькой! Неужели с ней случилось какое-нибудь несчастье, госпожа маркиза?

– Несчастье?! Ну еще бы, разумеется несчастье! – разрыдалась маркиза. – Она умерла, господин аббат.

– Умерла! – хором подхватили оба брата.

– Пала жертвой ужасного преступления, отвратительной ловушки.

– О Небо! – воскликнул Ксавье.

– Кто же виновник этого мерзкого злодеяния? – спросил аббат.

– Кто?! И вы еще спрашиваете! – прошипела маркиза.

– Да, мы бы хотели знать, – подтвердил Ксавье.

– Наш общий враг, недруг правительства, короля: фармацевт из предместья Сен-Жак!

– Я так и думал! – вскричал аббат.

– Готов поклясться, это его рук дело! – подхватил художник.

– Как же это было, Боже ты мой?

– Я отправилась к нашим добрым сестрам, – начала свой рассказ маркиза. – Когда мы с Толстушкой проходили мимо аптеки, бедняжка, которую я держала на поводке, вдруг останавливается. Я думаю, ей просто понадобилось остановиться. Я тоже останавливаюсь… Вдруг она взвыла, бросила на меня прощальный взгляд и упала замертво прямо на мостовой.