– Наверное, все это негативно повлияло на атмосферу в компании.

– Я не говорю о подрыве корпоративной культуры, самое плохое, что разрушаются жизни людей. Уволенные молодые люди обратятся в центры занятости и, будем надеяться, получат работу в реальном секторе экономики после ее восстановления. А вот сорокалетние и пятидесятилетние сотрудники, скорее всего, никогда больше ничего не найдут. В бизнесе, связанном с ценными бумагами, сейчас работы нет, совсем нет. На какую должность с достойной оплатой в реальном секторе экономики может претендовать тот, кто двадцать лет проработал инвестиционным банкиром, аналитиком или продавцом ценных бумаг?

– Ну, по-видимому, им хорошо платили все эти годы, и их сбережений достаточно для безбедной жизни.

– Боюсь, что нет. Обычные управляющие директора компаний получали общее вознаграждение в размере двух-трех миллионов долларов, но из этих денег 60 процентов они получали наличными и сорок – в виде акций с ограничением. Наличные уходили на выплату налогов, обучение детей в частных школах, шикарный отдых и расточительный образ жизни. К тому же многие из них купили большие дома в Хэмптонсе и Аспене. Некоторые даже использовали свои акции с ограничениями в качестве залога для получения кредита в банке и солидных сумм на личные расходы. После выплаты огромных взносов по ипотечным кредитам, налогов и других трат ничего не оставалось, поэтому люди рассчитывали на то, что акции компаний станут их пенсионным фондом, исходя из предположения, что акции финансовых компаний могут только повышаться в цене, поскольку так было всегда.

Доуз уныло покачал головой.

– Ты ведь знаешь об обвале финансовых акций? Акции Lehman Brothers упали до нуля, Bear Stearns – почти до нуля, а цена остальных понизилась на 70–90 процентов. Цена наших акций опустилась с 90 до 14 долларов, а однажды даже до семи долларов за акцию. Огромные дома, купленные всеми этими людьми, тоже упали в цене и стоят теперь дешевле, чем ипотечные кредиты на них.

– Что же будет дальше?

– Шокированные люди пытаются отрицать очевидное. Они не могут поверить в то, что им не удастся найти другую работу. Им приходится урезать расходы. Члены клуба Green Acres отказываются от аренды шкафчиков в раздевалках и услуг кедди и носят свои сумки сами. Однако им все же придется еще сильнее изменить образ жизни и, возможно, даже уехать из города.

– Да, Эмили рассказывала, что обитательницы Гринвича экономят теперь даже на покраске волос, и рынок этих услуг стремительно падает. Какая-то добрая душа сообщила ей, что индекс цен на жилье в Гринвиче снизился пока только на 15 процентов, но знает ли она, что с 1929 по 1933 год цены на недвижимость в Гринвиче упали на 93 процента?

– Год назад все эти люди были хозяевами вселенной, а сегодня у них нет ни работы, ни денег, ни самоуважения. Пресса – и даже президент, если уж на то пошло, – при каждом упоминании об инвестиционных банкирах прибавляет слово «алчные».

Доуз замолчал, и они задумчиво посмотрели на зеленое поле для гольфа, залитое ослепительным летним солнцем. Работал автоматический распылитель; четверо игроков с двумя кедди продвигались к восемнадцатой лунке. Все выглядело совершенно обычно, как и всегда, но что-то все же было не так, наметились неясные признаки упадка и разрушения. Они оба слышали о том, что некоторые прекращают свое членство в клубе Lone Tree, хотя на самом деле этого нельзя было сделать до тех пор, пока не появится желающий стать членом клуба и не выкупит ваши облигации. Год назад таких желающих было пруд пруди, а теперь никаких покупателей, одни продавцы.

– Самое печальное и трагическое, что выброшенными из жизни оказались достойные и умные люди, – сказал Доуз. – Они учились в хороших колледжах и престижных школах бизнеса, весьма эффективно работали инвестиционными банкирами, аналитиками или руководителями отдела продаж. Этих людей не назовешь незадачливыми. Их связи создавали компаниям благоприятные возможности для ведения бизнеса. Они считали (их родители, жены и дети тоже так считали) себя победителями, однако в итоге просто оказались не в том месте и не в то время. Их бизнес был построен на экзотических финансовых инструментах, структурированных продуктах и секьюритизированных кредитах, а клиентов, с которыми они поддерживали связи, тоже сократили. Кризис сделал бесполезными и их профессиональные навыки, и каталоги с контактами нужных людей.

Джо не знал, что сказать. Он чувствовал, что Доузу больно говорить об этом.

– А что происходит с вашими людьми из отдела управления инвестициями?

– Ситуация ухудшается. На какое-то время я могу их защитить, но мне уже пришлось уволить по сокращению штатов двух из пяти аналитиков, с которыми ты когда-то работал. И знаешь, они еще долго не смогут найти работу в этом бизнесе. Сейчас никто не нанимает новых сотрудников. Но они молоды и со временем пристроятся в реальном секторе экономики. Работа в сфере управления инвестициями была одной из самых высокооплачиваемых за всю мировую историю, так что им больше никто и никогда не будет платить столько, сколько платили мы. Но они выживут.

– Да, – сказал Джо. – По правде говоря, в хедж-фондах тоже увольняют аналитиков.

– Ну, это только начало, – продолжил Доуз. – Чего стоит инвестор, который последние пять лет не добивался результатов, превышающих эталонные показатели? Эффективность работы семидесяти процентов действующих инвестиционных управляющих не превышает значения индексов, по которым она оценивается. Кто станет покупать акции их фондов или давать им управлять своими деньгами, если можно, воспользовавшись услугами индексного фонда, платить десять базисных пунктов? В прежние времена отделу розничных продаж удавалось сладкими речами уговорить клиентов вкладывать деньги в наши фонды, но больше никто на это не купится. Помнишь фонд технологических акций, он открылся еще в то время, когда ты работал в Grant?

– Конечно.

– Так вот, его доходность снизилась на 80 процентов. Портфельный управляющий получал очень много назойливых звонков, ему даже пришлось сменить номера телефонов. Гневных писем приходило еще больше. Этот управляющий вынужден был прибегнуть к сокращению портфеля.

– А что происходит с портфельными управляющими и аналитиками, потерпевшими неудачу? Их увольняют?

– К сожалению, да. Они работают в нашей компании очень давно, но больше не создают ценности для нее, хотя и получают немалые деньги. Впрочем, такая ситуация сложилась не только у нас – подобное происходит во всей финансовой отрасли. Еще никогда в мире финансов так много людей не получали так много денег за такие низкие результаты.

– Всему виной долговременный медвежий рынок, именно он поставил нас в это глупое положение, – задумчиво произнес Джо. – С таким убийственным медвежьим рынком еще никто не сталкивался.

Следующее столкновение Джо с новой реальностью произошло при встрече с Джейком. Этот человек, почти пятидесяти лет от роду, уже много лет занимал заметное положение в инвестиционном бизнесе. Его уважали как очень умного инвестора с независимым мышлением и незаурядными аналитическими способностями. В начале 2008 года он руководил полуторамиллиардным хеджевым фондом в пригороде Филадельфии и был на вершине успеха. Джейку было свойственно интеллектуальное и социальное высокомерие, пусть и небезосновательное, та как в последние годы его фонд показывал просто фантастические результаты. Презирая аналитиков и продавцов с Уолл-стрит и пренебрегая их услугами, он читал отраслевые журналы, общался с бизнесменами и использовал другие нетрадиционные источники информации.