Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вопрос:
– Находится ли мальчик, которого вы видели в то утро в парке Колд-Спринг, сейчас в этом зале?
Ответ:
– Я не могу быть точно в этом уверена.
– Ну, вы видите здесь мальчика, соответствующего описанию того мальчика, которого вы видели в парке?
Ответ:
– Я не… Я вообще больше ни в чем не уверена. Там был какой-то мальчик. Это все, что я могу сказать точно. С тех пор прошло много времени. Чем больше я обо всем думаю, тем меньше мне хочется говорить. Просто не хочу, чтобы какой-то мальчик сел в тюрьму до конца жизни, если есть шанс, что я могу ошибаться. Я сама не смогу потом с этим жить.
Судья Френч издал шутовски протяжный вздох. Потом, изогнув брови, снял очки:
– Мистер Клейн, я так понимаю, у вас нет вопросов?
– Нет, ваша честь.
– Я так и думал.
Остаток дня прошел для Лоджудиса немногим лучше. Он разбил своих свидетелей на логичные группы и сегодняшний день посвятил свидетелям из гражданских. Все это были случайные прохожие. Никто из них не видел ничего такого, что можно было бы расценить как угрожающее Джейкобу. С другой стороны, дело изначально выглядело хлипким, так что Лоджудис был прав, когда ничем не пренебрегал. Поэтому мы заслушали еще двоих, мужчину и женщину. Каждый показал, что видел Джейкоба в парке, хотя и не поблизости от места убийства. Еще одна свидетельница заметила человека, который бежал примерно оттуда, где находилось место убийства. Она не смогла сказать ничего определенного относительно его возраста или личности, но его одежда в целом совпадала с той, которая в тот день была на Джейкобе. Хотя джинсы и светлую куртку едва ли можно было считать особой приметой, в особенности в парке, кишевшем подростками, которые в это время как раз шли в школу.
И все же закончил Лоджудис на душераздирающей ноте. Последним его свидетелем стал мужчина по имени Сэм Студницер, который в то утро гулял в парке с собакой. Он был очень коротко стриженный, узкоплечий и изящный.
– Куда вы направлялись? – спросил Лоджудис.
– Там есть площадка, где собаки могут побегать без поводка. Я выгуливаю там своего пса почти каждое утро.
– Какой породы ваш пес?
– Черный лабрадор. Его зовут Бо.
– В какое время это было?
– Приблизительно в восемь тридцать утра. Обычно мы гуляем раньше.
– В какой именно части парка находились вы с Бо?
– Мы шли по одной из дорожек через парк. Пес убежал вперед, что-то вынюхивал.
– И что произошло?
Студницер заколебался.
Рифкины присутствовали в зале, сидели на первом ряду, на скамье позади стола обвинения.
– Я услышал голос какого-то мальчика.
– И что этот мальчик сказал?
– Он сказал: «Не надо, мне больно».
– И больше ничего?
Студницер весь как-то поник и нахмурился. Потом произнес тихо:
– Да.
– Только «Не надо, мне больно»?
Студницер ничего не ответил, лишь впился пальцами в виски и прикрыл ладонью глаза.
Лоджудис терпеливо ждал.
В зале суда стало так тихо, что было явственно слышно прерывистое дыхание Студницера. Он убрал руку от лица:
– Да. Это все, что я слышал.
– Вы больше никого там поблизости не заметили?
– Нет. Оттуда видно не очень далеко. Обзор ограничен. Та часть парка расположена на холмах. Деревья растут густо. Дорожка шла слегка под уклон. Я никого не видел.
– Вы поняли, откуда донесся этот крик?
– Нет.
– И вы не оглянулись, не пошли посмотреть, в чем дело? Не попытались как-то помочь мальчику?
– Нет. Я же не знал. Думал, это просто ребятишки балуются. Я не знал. Ничего такого даже не подумал. В этом парке по утрам всегда столько ребятишек, они бегают, смеются, дурачатся. Это показалось… просто мальчишеской возней.
Он опустил взгляд.
– Как звучал голос того мальчика?
– Как будто ему было больно. Он испытывал боль.
– После этого крика были какие-нибудь другие звуки? Возня, звуки борьбы, что угодно?
– Нет. Ничего такого я не слышал.
– И что было потом?
– Пес вел себя настороженно, возбужденно, странно. Я не понимал, что на него нашло. Я потянул его за собой, и мы пошли по парку дальше.
– По пути вам никто не встретился?
– Нет.
– Больше ничего необычного вы в то утро не заметили?
– Нет, только позже, когда я услышал сирены и к парку начали съезжаться полицейские. Тогда и узнал, что произошло.
Лоджудис сел на свое место.
В ушах всех присутствующих в зале теперь по кругу звучало безостановочное «Не надо, мне больно. Не надо, мне больно». Мне до сих пор не удалось выкинуть эти слова из памяти. И сомневаюсь, что когда-нибудь удастся. Но правда заключается в том, что даже эта подробность не указывала на Джейкоба.
Чтобы акцентировать внимание на этом факте, Джонатан поднялся и задал один-единственный небрежный вопрос:
– Мистер Студницер, вы ведь в то утро не видели в парке этого мальчика, Джейкоба Барбера, верно?
– Нет, не видел.
Джонатан не поленился сокрушенно покачать головой, приговаривая: «Ужасно, ужасно», чтобы продемонстрировать присяжным, что мы тоже находимся на стороне ангелов.
На том все и закончилось. Вопреки всему – ужасному диагнозу доктора Фогель, состоянию шока, в котором пребывала Лори, и западающим в память последним словам убитого мальчика – после трех дней суда наши акции все еще шли вверх, и неплохо шли. Если бы это был матч Малой бейсбольной лиги, мы могли бы претендовать на досрочную победу. Как оказалось, это был наш последний удачный день.
М-р Лоджудис: Позвольте мне остановиться поподробнее на этом моменте. Насколько я понимаю, ваша жена была расстроена.
Свидетель: Мы все были расстроены.
М-р Лоджудис: Но Лори было особенно трудно.
Свидетель: Да, она тяжело переносила ситуацию.
М-р Лоджудис: Она не просто тяжело переносила ситуацию. У нее явно были сомнения в невиновности Джейкоба, в особенности после того, как вы все поговорили с доктором Фогель и получили развернутый полный диагноз. Она даже прямо спросила вас, как вам, как родителям, следует поступить, если он виновен, так?
Свидетель: Да. Чуть позже. Но она тогда была очень расстроена. Ты не представляешь себе, каково это – находиться под постоянным давлением такого рода.
М-р Лоджудис: А вы? Разве вы тоже не были расстроены?