ни возмущаться, ни обвинять его, испытал огромное облегчение. Умеренная реакция Кристины освободила Завязина: с него будто сорваны были многотонные цепи, сковывавшие и удерживавшие на самом дне пучины невыносимых переживаний. Реальность, та реальность, которая в течение нескольких недель страшила и изводила его, когда он носил ее только в себе, сейчас, озвученная другому человеку, вдруг потеряла свое нестерпимое, невозможное значение — стала проще, понятней, легче.

— А Полина в курсе? — наконец прервала молчание Кристина.

— Нет.

— И когда ты собираешься сообщить ей?

Завязин нахмурился и потупил глаза.

— Глеб, она должна знать, — в упор смотря на друга, настойчиво сказала Кристина.

Завязин молчал, неподвижным взором вперившись в стоявшую перед ним рюмку с водкой.

— Ты же понимаешь, что я вынуждена буду рассказать ей все?

Услышав ясное и твердое намерение подруги передать их разговор Полине, Завязин скорчился в раскаянии и, опустив локти на стол, закрыл лицо ладонями, начав сотрясаться в бесшумном рыдании.

— Что мне… остается делать? — сказал он прерывающимся плачем голосом. — Она беременна… Это мой ребенок. Не могу же я бросить их?!

Он поднял на Кристину залитые слезами глаза и, увидев, что лицо ее было преисполнено теперь лишь сочувствием и жалостью к нему, вдруг прорвался:

— У меня нет выхода, Кристина!.. Представь, каково мне сейчас будет с новорожденным. Это же такое испытание!

— Что тебе, в новинку, что ли? Вспомни время, когда дочка маленькая была. Наоборот, здорово! — при виде слез невольно проникнувшись жалостью к другу, взялась утешать его Кристина.

— А с ней как мы будем жить? Ты же прекрасно знаешь, что происходит в отношениях, когда появляется маленький ребенок…

— Привыкнете. Ничего страшного.

— Мы и сейчас-то нормально общаться не можем. Постоянные придирки, ругань!.. Мне ходить к ней тяжело!

— Ты что, не у нее живешь?

— Уже третьи выходные по гостиницам ночую… Ей двадцать два, Кристина! А мне сорок два. Она же мне рога ставить начнет, так что я скоро в двери проходить не буду!

— С чего ты взял?

— Все молодые такие… Сама посуди: через восемь лет ей будет тридцать, а мне уже стукнет пятьдесят.

— Брось, Глеб. Нормально все будет… — вновь принялась успокаивать его Кристина.

Жадно впитывая всецелое сочувствие и понимание подруги, Завязин еще в течение часа продолжал слезно сокрушаться на свою безрадостную участь, утешаясь собственными проблемами и страданиями, которые компенсировали его глубинное чувство вины перед супругой. Большая часть этих трудностей, переживаний, опасений рождалась у него буквально на ходу, но он тут же всецело проникался ими. Своими жалобами и сожалениями он бессознательно стремился оправдаться, убедить Кристину, а вместе с ней и себя, что нисколько не довольствуется сложившейся ситуацией. Измученная душа Завязина кричала, что он не виноват в случившемся: не он являлся причиной произошедшего, потому что все это не предвещало ему ничего хорошего, а наоборот — он такая же жертва обстоятельств, как и Полина. Упиваясь утешениями Кристины, которые лишь подтверждали справедливость его слов, он в бессознательном порыве усердно складывал с себя вину, желая получить от подруги еще больше ее успокоительного сострадания.

Чутко внимая выплеснувшимся на нее откровениям, Кристина старалась не прерывать Завязина, а только утешала и все больше слушала; когда же друг ушел, вернулась на кухню, где еще с полчаса сидела за столом, механически допивая оставшееся в бутылке вино. Расплывшись в открытой улыбке, она отрешенно перемещала по комнате широко распахнутые, блестевшие в ажиотаже глаза, заново по нескольку раз прокручивая в голове случившуюся только что беседу и размышляя над ситуацией. Разговор с Завязиным всколыхнул и взбудоражил в Кристине самые разнообразные чувства и мысли, но главенствующим среди них было то, как она на завтрашней вечеринке сообщит Полине свое ошеломительное известие. С ликованием раздумывала она о сенсации, которую произведет, в трепетном волнении предвкушая первые и оттого самые яркие эмоции подруги, свидетельницей которых ей случится стать.

Глава III

С утра в субботу сразу после завтрака Ольга засела делать с дочерью задания по математике. Данный предмет давался Саше с большим трудом, и сколь ни жалко было ей свои без того постоянно загруженные домашними хлопотами выходные дни, она твердо решила во время летних каникул каждую субботу выделять по два часа на занятия с дочкой, чтобы немного подтянуть ее знания. Но, как всегда бывает с благими намерениями, сразу же возникли неодолимые препятствия, грозившие сорвать ее начинания.

В первых числах июня Ольга уехала на две недели в отпуск в Санкт-Петербург к своей бывшей однокласснице, и об упражнении в математике на это время пришлось забыть. Просить Юрия позаниматься с дочерью у нее не возникало даже и мысли. Уезжая, она оставила ему только два поручения: кормить птицу и поливать цветы; и если за канарейку не особенно беспокоилась (за ней присматривала также и Саша), то в том, что супруг забудет про домашние растения, не сомневалась ни единой минуты. Перед отъездом она как следует полила их и намеревалась еще раз напомнить о своем поручении мужу по телефону, но совсем забыла и по возвращении нашла любимые цветы вконец зачахшими и пожелтевшими. Выражать же Юрию свое недовольство Ольга не стала: она была несказанно рада уже просто тому, что к ее приезду по квартире не валялись разбросанные вещи, а в мойке не было грязной посуды, так что и не думала возмущаться ни хиреющим растениям, ни скопившейся на мебели в самом неприличном количестве пыли, ни грязным, немытым во все эти две недели полам.

Работы на выходные Ольге предстояло с избытком. В половине комнат она успела убраться вчера вечером, сразу после работы, но оставались еще зал и кухня, а кроме того, нужно было почистить печку и клетку канарейки, сменить постельное белье, поставить стирать скопившуюся гору вещей, чтобы за воскресенье их перегладить. И все это следовало сделать до обеда, а затем успеть помыться, накраситься и собраться в клуб, потому как к пяти уже были приглашены подруги. Но, несмотря на кучу самых срочных дел, Ольга, обладая очень требовательной к себе совестливой натурой, решила не отказываться от своего намерения и один час посвятить-таки занятиям математикой с Сашей.

Окончив завтрак, Юрий поблагодарил жену и, не проявляя ни малейшего интереса к тому, чем до прихода гостей она и дочка собирались заниматься, сразу же направился в детскую. В силу удобного сменного графика имея в своем распоряжении почти в два раза больше свободного времени, чем Ольга, он, тем не менее, не утруждал себя вообще никакой работой по дому и лишь время от времени