— Террористы потребовали выкуп? Тогда это точно не Валера. Ради денег он не стал бы затевать ничего подобного. Мой бывший муж хорошо знает, что такое офицерская честь. Именно поэтому он и ходил в капитанах, когда его одногодки уже нацепили майорские, а то и полковничьи погоны. Это, заметьте, при отце-генерале.

— Скажите, а потребовать телемост с правительством он мог бы?

— Не думаю. Валера вполне здравомыслящий человек. Что он им может сказать? Что могут сказать они ему? К тому же... я не думаю, что он вообще сейчас стал бы заниматься чем-нибудь подобным.

— Почему?

— Видите ли... Валера очень тяжело болен. Он покинул госпиталь, так и не завершив курс лечения. Осколок, попавший ему в голову, извлекли, но на его месте образовалась гематома. Врачи сказали, что, если Валера срочно не ляжет в больницу, опухоль будет расти и может даже перейти в злокачественную. У него в мозгу задеты некоторые важные центры. Зрительный, например. Сильные головные боли. Болезненная реакция на яркий свет. Насколько мне известно, в больницу Валера так и не лег... Делайте выводы.

— Ясно, — Беклемешев покрутил в пальцах карточку. — Простите, Светлана Алексеевна, вы не дадите мне эту фотографию? На время, разумеется.

— Конечно, берите.

— Спасибо. И последний вопрос: от вас можно позвонить?

— Пожалуйста, — женщина придвинула телефон. — Звоните на здоровье.

Светлана Алексеевна деликатно вышла из комнаты, закрыла дверь. Беклемешев набрал номер, подошел Сытин.

— Зиновий? Ты где?

— У Воробьевых дома. Тебе удалось узнать что-нибудь новое?

— Кое-что есть. Значит, так, майор Середа и полковник Зубов в финансово-хозяйственном управлении не числятся. Я же сразу сказал, это — прикрытие.

— А полковник Третьяков?

— Третьяков, как ни странно, есть. Он — заместитель начальника отдела материально-технического обеспечения. Тут все чисто. Чрезвычайная межвойсковая связь в их компетенции. Не подкопаешься.

— Понятно.

— Насчет Секаева ты уже в курсе?

— Да.

— А насчет выкупа?

— А что насчет выкупа? — насторожился Беклемешев.

— Террористы отказались от денег.

— Черт побери, я так и знал. Я так и знал.

— Это плохо?

— Это отлично!

— Тогда по поводу СВЧ-генераторов. Балков ходил к Тупицыну, и тот выдал навскидку два десятка фамилий. Все в свое время имели отношение к экспериментам с СВЧ-генераторами. Большинство «наших». Вероятных кандидатов — трое. Работали в одной лаборатории. Сначала в Саратове, потом в Томске.

— Кто курировал лабораторию?

— Совместно. Мы и Министерство обороны. В девяностом один из них был уволен, пытался связаться с прессой. Через месяц попал в пятнадцатую больницу с диагнозом параноидальная шизофрения. Был выписан только в девяносто шестом. С тех пор работает пожарником в Центральном детском театре. Двое других устроились в какие-то малопонятные кооперативы. Под этой «крышей» вполне могут заниматься и генераторами.

— А с лабораторией что?

— Ее закрыли в девяносто втором. Люди рассеялись. Информация разная. Кто-то уехал из страны, кто-то осел в других городах. Украина, Белоруссия, Молдавия. Там их отслеживать сложно, но мы стараемся.

— Занимаются разработкой СВЧ?

— Ничего подобного не установлено.

«Разумеется, — подумал Беклемешев. — Если бы это удалось установить, то мы бы знали и о лаборатории».

— Адреса и телефоны есть?

— Запиши, — Сытин продиктовал. — Ну и последнее. Насчет оружия террористов. Я поднял всех наших осведомителей. Они практически в один голос утверждают, что подобные партии в последние два- три месяца не проходили. А «валы» и «винторезы» в таких количествах они вообще не видели. Такое оружие им без нужды. Дорого, да и приметное слишком. Так что, если бы кто-нибудь попытался заказать даже несколько штук, они бы знали.

— Понятно.

Беклемешев помассировал лоб. После беседы с Шиловым и Воробьевой его подозрения переросли в уверенность. Чтобы получить полную и всестороннюю картину, не хватало лишь деталей.

— Слушай, свяжись со штабом Гражданской обороны и спроси, можно ли воспользоваться их спутником аварийной связи. Если они ответят, что попозже или еще что-нибудь в этом духе, спроси, нельзя ли подъехать к ним в бункер и подождать там. Если и тут ответ будет отрицательным, позвони в компьютерный центр и узнай, есть ли у нас спутники, обеспечивающие прямую связь с резиденцией Президента.

— Ты уже нашел? Да? Ты что-то выяснил?

— Почти все. Звони, я подожду.

— Уже звоню.

В комнату вошла Светлана Алексеевна, остановилась в дверях, спросила:

— Может быть, все-таки чаю?

— Нет, благодарю, — ответил он, прижимая трубку щекой.

Беклемешев не сомневался в том, что Сытину ответят именно так, как он и предсказал. В главном бункере Гражданской обороны далеко не все в порядке. И соответствующий спутник должен быть.

Теперь-то ясно, что в броневике перевозился именно СВЧ-генератор, который террористы использовали в качестве оружия. Очевидно, мощность его слишком мала, и им понадобился усилитель, которым и является Останкинская радиотелевизионная передающая станция. Каким-то образом они добыли информацию о спутниках и, использовав один из них в качестве переадресатора сигнала, нанесли СВЧ-удар по главному командному пункту штаба Гражданской обороны. По сути, террористы построили громадную СВЧ-печь. Цель атаки была вполне ясной: обезопасить себя от отключения электроэнергии. Зачем? Чтобы власти не смогли заблокировать запасной генератор башни, необходимый для повторной атаки, которую террористы намеревались провести позже. Речь шла не о массовых разрушениях, ибо тогда не было бы смысла скрывать наличие генератора. А капитан старался соблюсти секретность. Да и не похоже это на Воробьева. Бессмысленная жестокость не вязалась с его психологическим портретом. Оставалось одно: телемост. Светлана Алексеевна оказалась права. Это не месть, это — возмездие. Но не за сына, а за войну вообще, за трупы, за кровавую корысть, за предательство. Выдвинув условие о проведении телемоста, Воробьев рассчитывал собрать всех людей, ответственных, по его мнению, за чеченскую бойню, одновременно в определенном месте. А затем, при помощи СВЧ-генератора, поджарить их, как цыплят.

Тогда и незапланированное «заявление» по телевизору получало логичное объяснение. Будучи неглупым человеком, капитан предусмотрел, что власти могут не согласиться на проведение телемоста и, более того, просто проигнорировать данное происшествие. Воробьев сделал упреждающий ход: поставил в известность о своих требованиях прессу. Журналисты, конечно, захотят узнать, что думают по этому поводу «объекты теракта», и тем самым откроют террористам их местонахождение. Все просто. Неясными остаются только два вопроса. Первый: какую роль сыграло во всем происшедшем Министерство обороны? По всему выходит, что военным-то данный теракт как раз невыгоден. Их секретная лаборатория всплывет, поскольку штурмовые группы обнаружат генератор. Замести следы Министерству обороны не удастся никак. Проникнуть в башню раньше штурмовых групп не получится. Сговор тоже исключается. Воробьев, как человек принципиальный, вряд ли пошел бы на какие бы то ни было сделки с людьми, которых он винит в причастности к чеченской трагедии. И вопрос второй: как капитан планирует уходить, причем не один, а вместе с двумя десятками солдат?