Правда, вместе с красками начали возвращаться и совсем другие ощущения. Шу невольно вздрогнула, наконец-то почувствовав прикосновение. Горячее, нужное – через ладони Бастерхази в нее вливалась сила. Но еще больше в этом прикосновении было опасности. Иррациональной, удушающей, давящей опасности, словно ее касался не ласковый и заботливый любовник, а омерзительное, вечно голодное порождение Бездны. И острый взблеск его злости, стоило ему ощутить ее новую реакцию, лишь испугал ее еще больше.

– Что за зуржьего дерьма наговорила тебе Саламандра? – тихо, стараясь не выплеснуть бурлящую в нем ненависть к уже мертвой интриганке, спросил Бастерхази.

И коротко выругался. Потому что Шуалейда тут же вспомнила – и что Саламандра ей рассказала, а главное, что ей показала. В отвратительных подробностях. Шу сама не думала, что так хорошо все это запомнила. Она же старалась пропускать мимо ушей! Но ничего, ровным счетом ничего не могла с собой поделать. Картины насилия и убийств не просто стояли перед глазами – они затягивали, вползали ей под кожу, требовали рассмотреть и прочувствовать вновь и вновь каждую отвратительную подробность.

Мерзость, злые боги, какая же мерзость!

– Не трогай меня. Пожалуйста, – с трудом справившись с потребностью завизжать и отпрыгнуть от темного шера в ужасе, попросила Шу. Остаться спокойной и не отдергиваться от его касания ей не удалось, и она как можно мягче попыталась вывернуться из его объятий. – Я… не хочу об этом. Не сейчас.

– Поговорим об этом позже.

– Нет! Не хочу…

– Позже, ваше высочество. – Бастерхази отстранился, и Шу вздохнула с облегчением. И плевать, что поток живительной энергии прервался. Лучше она останется пустой, только не дотрагиваться, только не ощущать этой склизкой ядовитой гадости, разъедающей ее кожу и ее душу. – Вам нужно отвлечься. Попросите Герашана, он поможет вам слить эту дрянь.

– Эту ложь? – в последней отчаянной надежде спросила Шу, подняв глаза на Бастерхази: по-прежнему красивого, по-прежнему манящего, но страшного до тошноты. – Пожалуйста, скажи мне, что она солгала! Ты же не убивал семью Эспада?.. Ты не убивал детей?..

Перед глазами вспыхнуло зарево пожара, по ушам ударил отчаянный, полный муки детский крик, внутренности скрутило от запаха паленой плоти.

Сжав губы, Бастерхази покачал головой:

– Поговорим об этом позже. – И тут же позвал: – Капитан Герашан! Помогите ее высочеству.

Шу обернулась к Энрике, бросилась ему на шею и зажмурилась, позволяя другу гладить себя по волосам и успокаиваясь.

– Что с тобой, Шу? – спросил Энрике, так и не выпуская ее из объятий.

– Прозрение, – вместо Шу ответила Бален и тоже обняла ее, делясь прохладной свежестью леса. – Ты просто не привыкла видеть его настоящим, без масок и иллюзий. Ничего. Ты скоро восстановишься. Идем. Ты нужна отцу.

Теперь уже Бален отвела ее к трону, на котором дремал отец – бледный, дышащий прерывисто и неглубоко. Прорехи в его ауре сейчас были видны особенно ясно, и Шуалейда опять испугалась. Только на этот раз – за отца. И этот страх помог ей собраться, отбросить собственные глупые страдания и сделать наконец то, что она давно должна была сделать.

Опустившись на колени перед троном, она взяла отца за обе руки и призвала Свет. Все, что у нее было – и те крохи, что остались после неудачного воскрешения Саламандры, и те крупицы, что ей успел отдать темный шер Бастерхази, и капли, собранные для нее Даймом, Энрике и Бален. Все это она бережно, чтобы не повредить истончившееся полотно его жизни, влила в отца. И король Тодор наконец-то задышал ровнее, его ресницы вздрогнули – но он не проснулся.

А Шуалейда, так и сидя у ног отца, наконец-то прикрыла глаза. Ей надо отдохнуть, самую капельку отдохнуть. Всего минутку.

Конец второй книги