— Я тоже, — сказал Сергей. — Мы быстро.

Друзья кинулись в комнату и схватились за стул, пытаясь его разодрать. Как бы не так! Это был крепчайший советский стул (они что из дуба их делали?) у которого задние ножки, плавно изгибаясь, переходят в высокую спинку. Таким образом, из одного предмета мебели выходят ровно две симметричных убийственных дубины, длиной по метру, с гранёными расширяющимися к одному концу краями. С горем пополам они расшатали диагональные болты и выдрали их из сиденья. Штыри с резьбой и гайками так и остались в дубинах, но не тарахтели, обеззвученные и обездвиженные толстым слоем ржавчины. А вот дереву — хоть бы хны, толстый лак блестел, как новый, в тех местах, где пальцы стёрли с него сухую грязь.

К тому времени, как Радость начала сбавлять темп, всем стало жарко от натужно-быстрого шага. Хиз чувствовала себя, как в бреду, тёмные картины которого, бесконечные коридоры и разруха, перемежаются слепящими прыгающими пятнами фонарей, выхватывающих всё то же запустение, только крупными планами.

Радость шла всё медленнее, её походка стала крадущейся и все безотчётно переняли эту манеру. Наконец, по сигналу, все остановились.

— Что?.. — Начала было Таня шёпотом, но тут же заткнулась. И так понятно, что уже близко. Это не её с Ирой игра в шпионов возле корпусов, чтобы хихикать и задавать глупые вопросы.

Радость обернулась к Хиз, но ничего не сказала, она внимала, тому, что впереди.

Таня попыталась успокоить мысли, мечущиеся, как лучи фонариков во время их броска. Она осмотрела коридор — ничего нового, темнота впереди, еще гуще темнота сзади, они на островке полного колышущихся и резких теней света, прохладно, пахнет сырой побелкой.

А когда же они с Ирой изображали шпионов? Так смеялись… Неужели только вчера? Быть не может. Наверняка был ещё день, о котором она забыла. Таня напрягла память и мысленно прошлась от приезда в лагерь до настоящего момента: мысленный взгляд скользнул по веренице сцен и упёрся в угол ближайшего поворота. Серый, в трещинах, за ним чернота. Страшно. Да, это было только вчера. Хиз захотелось завыть. Но нельзя, только не сейчас, сейчас должно быть тихо. Таня почувствовала, что ей не хватает воздуха, она старалась сдерживать дыхание, чтобы воздух входя и выходя из неё не так шумел.

Радость медленно пошла по-над стенкой вперёд, светя себе только под ноги. Ребята последовали за ней. Когда до поворота оставалось шагов двадцать, девочка знаками показала, что надо выключить фонарики и выключила свой.

«Начинается», — подумала Хиз и щелкнула резиновой кнопкой. К горлу подкатил горячий ком.

Через секунду фонарь погасил и Пашка. Стало темно. Темнее, чем с зажмуренными накрепко глазами под одеялом.

Все боялись пошевелиться и каждый на свой лад боролся со страхом темноты. Ира почувствовала, что малявки облепили её и руками, и ногами. К счастью, уже через минуту оказалось, что темнота не абсолютная, зрение медленно адаптировалось и стал заметен неясный силуэт стены возле поворота, боковой туннель сочился серым-серым, тусклым, тусклее, чем плавающие в темноте пятна — разряды в нервах сетчатки.

— Возьмитесь за руки, — прошептала странная серая девочка из параллельного мира прямо на ухо Тане. От Радости пахло детским мылом. Она нащупала руку Хиз и крепко её сжала. Таня повернулась, точно так же на ощупь нашла Иру и прошептала ей:

— Берёмся за руки.

Хиз крепко стиснула руку подруги, услышав, как та прошипела малявкам: «Держите меня за футболку». Спустя секунд десять шевеления в темноте прекратились, и Ира шепнула Тане: «Всё». От Иры пахло шампунем. Таня передала Радости: «Мы готовы», и задумалась, а чем пахнет от неё.

Радость медленно пошла и все устремились за ней, осторожно переступая, чтобы если и наступить друг на друга.

Недомрак проёма приближался медленно, Тане так и хотелось кинуться к этому призрачному подобию настоящих фотонов, отличающемуся от разноцветных вихрей перед глазами только незыблимостью, и то относительной, он то и дело оплывал, уплывал и вздрагивал, возвращаясь рывком на место. Бедный Пашка, он идёт последним.

По одному они заворачивали за угол, прижимаясь к стенке, и каждый сдерживал вздох облегчения от того, что призрачный свет оказывался настоящим. Здесь, в боковом коридоре, было отчётливо видно, что проникал он из проёма, расположенного впереди еще шагах в ста. Проём, размером со складские ворота, светился бледно-белесым, возможно за ним было большое помещение.

Ребята, всё так же держась за руки, продолжили путь к свету. Несмотря на все мысленные усилия Тани, происходящее больше и больше походило на бредовый сон, она проваливалась в фантасмагорию темноты туннеля, совершая отчаянные попытки выбраться, которые внешне проявились, как старания проморгаться или вернуться к реальности, помотав головой. Проём в слабо освещённое помещение приблизился уже наполовину, когда Таня поняла тщетность борьбы с бредом и бросила сопротивляться.

На удивление, это имело обратный ожидаемому эффект. Хиз думала, что сейчас, стоит ей прекратить стискивать зубы, щурится и трясти головой в надежде вернуть фокус нормальности, всё уплывёт и она окончательно погрузится в сноподобное состояние, когда происходящее не подчиняется, отправляя зрителя в путешествие зыбкой неизбежности. Но нет, в бред её погружала борьба с реальностью, стоило её прекратить, как восприятие стабилизировалось и обострилось. Да, вокруг темно, а единственный свет неверен, но она воспринимает силуэт Радости впереди не просто, как эфемерную тень, призрак, а как объём, как девочку в грубой одежде, той, кто она есть на самом деле. Руки Тани не вцепились в чьи-то ладони, которые не дают ей улететь, как ниточки воздушному шарику, а это маленькая и холодная ладошка Радости в левой руке и горячая ладонь Иры — её лучшей подруги в этой жизни, хоть они и знакомы всего два дня, неполных.

Проём неумолимо приближался, но благодаря наступившей ясности, Хиз спокойно продвигалась вперёд, не задумываясь зная: чтобы ни оказалось сейчас за ним, она встретит это максимально осознанно и эффективно. А ещё она почувствовала, что их цепочка сжатых ладоней, шагов в темноте, словно превратилась в змею, слаженно перекатывающую свои кольца. Возможно, это уверенность Тани передалась по рукам, как по проводу, и все друзья вошли в состояния собранности и принятия. А, может быть, каждый из них пережил собственное сражение с мраком. И вышел победителем. А вышел бы, если бы рядом не было друзей?

Вышел бы, даже выбежал — кричащим сумасшедшим.

Радость замерла у кромки проёма, прижавшись к стылой стене. Мрак здесь отступил, гонимый зыбко-серым светом, колбочками и палочками, активировавшими нейрохимические превращения глубоко в расширенных от