– Здорово, – улыбнулся папа. Он был доволен. – Тогда оставлю тебя в покое. Не ложись слишком поздно. Доброй ночи.

Я со своей кровати махнула рукой, подобно королеве перед двором:

– До завтра, пап.

Он закрыл дверь. Дождавшись, когда папа пройдет по коридору до спальни, я цокнула языком в надежде, что Маэль услышит. В следующую секунду дверь в ванную открылась. Маэль молча сделал мне знак, спрашивая, можно ли ему выйти, и я кивнула. С Эванджелиной на плече он выскользнул из ванной, закрыл дверь и обернулся ко мне. Маэль не надел футболку. Не сомневаюсь, мысли у нас сходились. Что, если бы он сел на кровать рядом со мной? Что тогда бы случилось? Чем кончилось? Я знала его всего месяца два. Два месяца, за которые он стал мне очень близким человеком. За два месяца притяжение между нами становилось все сильнее и сильнее. В эти два месяца я часто размышляла, что бы случилось, окажись мы с ним в моей спальне наедине.

Маэль казался каким-то напряженным. Расправив плечи, он отнес Эванджелину к столу и осторожно посадил. Та сразу же принялась дальше играться с ручками. Маэль обернулся ко мне. Мы оба молчали. Наконец он указал мне на ванную комнату, в которой лежала его одежда.

– Мне нужно?.. – он не договорил.

Я помотала головой. Набравшись смелости, протянула ему руку. Маэль крепко стиснул зубы, мышцы на челюсти напряглись. Он скользнул по мне взглядом… мешковатая пижама… тень от бретельки лифчика…

Я опустила руку. Момент был упущен.

Мы смотрели друг на друга. Маэль не шевелился, и я всеми силами старалась не показать, что поняла его реакцию, что она мне не понравилась. Я прибрала на постели. Положила телефон на тумбочку, снова завязала шнурок на дневнике. Подняв взгляд, я обнаружила, что Маэль стоит рядом с кроватью. Поместив дневник на тумбочку, я вопросительно уставилась на него.

Сердце Маэля билось так сильно, что я видела его пульсацию под ребрами. Сам он стоял неподвижно, будто обратившись в соляной столп. Я понятия не имела, что ему сказать, не знала, чего на самом деле хочу, поэтому следовала его примеру и сохраняла молчание. Нырнув под одеяло, я устроила голову на подушке и погасила свет. Вообще расчет бы на то, что Маэль исчезнет так же бесшумно, как и появился. Так я пролежала в полной темноте целую вечность. Тишину нарушала лишь Эванджелина, негромко шебуршившаяся на столе. Маэль желал остаться? Тогда почему просто не взял себе плетеное кресло? Я сама не знала, чего хотела. Чтобы он лег рядом со мной? Хотела того, к чему это бы привело? Сейчас? Позже? Однажды? Я запуталась, но в то же время тосковала по нему каждой клеточкой своего тела. Тосковала по тому, чему еще не могла дать точного названия. По чувствам, о которых только догадывалась, но никогда не испытывала. Я хотела, чтобы Маэль ушел? Хотела, чтобы он остался?

Вдруг раздались два похожих коротких звука, происхождение которых я не смогла определить. Затем Маэль лег прямо на одеяло рядом со мной, но не вплотную. Видимо, он сбрасывал на пол обувь. В тишине отчетливо слышалось его тяжелое дыхание.

– Как ты с этим справился? – прошептала я.

– С чем? – Его голос звучал мрачно и хрипло.

– С тем, что твоя мать – Никта. Подумал, что будешь делать, когда все разрешится?

– Одно мое существование противоречит заветам темных богов. Полагаешь, они не заставят мою собственную мать убить меня?

– Никта – твоя мать. Она скорее умрет сама, только бы с тобой ничего не случилось.

Маэль тихо вздохнул:

– Знаешь, прежде я много раз задавался вопросом, почему все так. Почему мне очень нравится сияние луны. Почему я встаю по ночам, чтобы читать при лунном свете. Почему мне кажется, будто ночь придает мне сил. Будто мои тени не злые. Они не похожи на порождение подземного царства. Я всегда считал себя чудаком. Мечтателем, фантазером, который за свое бесконечное существование просто начитался книжек, историй, фантастических сказок. Но теперь, вспоминая все это, я понимаю, что чувствовал. В глубине души я знал, что за этим кроется нечто большее.

Вытащив руку из-под одеяла, я потянулась к Маэлю. Он переплел свои пальцы с моими.

– Здесь замечательно, – негромко сказал он.

Мои глаза постепенно привыкли к темноте. Проследив за взглядом Маэля, я посмотрела в окно на ночное небо. Луну почти не видно, но спальня была залита ее мягким светом. Я повернулась к Маэлю лицом. Он сделал то же самое. Лунный свет отражался в его глазах. Я заметила в серой радужке эти синие полосы.

– Помнишь, ты хвалился, что у тебя в глазах – отблеск адского пламени?

Маэль улыбнулся и кивнул:

– Никаких отблесков нет. Ты сама мне об этом сказала.

– Неужели в царстве Аида совсем нет зеркал?

– Есть, конечно. И в квартире у меня есть зеркала. Но изменения в глазах зависят от душевного состояния. У одних это происходит в припадке ярости. У других – в минуты печали. А у меня – когда я смотрю на того, кто очень много для меня значит. Даже Аид за все эти тысячелетия ничего не заметил. Ни он, ни Гермес, ни кто-либо еще. Ты первая сообщила, что у меня в глазах нет огня.

– Да, огня в них нет. – Я с улыбкой погладила его по щеке. – Есть ночное небо, Маэль. Твоя родина. Море, в котором слились синий и еще тысячи оттенков тьмы. Это прекрасно.

Небо в его глазах взяло верх над серым. Я разглядела даже намеки на звезды, крохотные микроскопические светящиеся точечки, безошибочно узнаваемые по своему узору. Преодолев небольшое расстояние между нами, Маэль поцеловал меня. Он навис надо мной, опираясь на правую руку. Левой он гладил меня по голове. Я погрузилась в поцелуй, такой будоражащий и вместе с тем такой теплый и успокаивающий. Он заверил меня во всех чувствах, о которых я мечтала со стороны этого юноши. Поцелуй становился все глубже, Маэль вжимал меня в подушку. На этот раз было не только тепло Гелиоса, которое разливалось у меня внутри. Это тепло, от которого кружилась голова. Все было замечательно, хотелось большего.

Разорвав поцелуй, Маэль улыбнулся.

– О мойрах можно говорить все, что вздумается. – Он крепко обнял меня и притянул к себе. – Но я буду им вечно благодарен за то, что однажды они привели меня в катакомбы, к тебе.

– За это я им тоже признательна, – прошептала я. – А еще за то, что они не дали тебе умереть на Олимпе.

Маэль прижался еще ближе, хотя казалось, что это невозможно. Я дернула одеяло, и он все понял правильно. И скатился в сторону, чтобы я смогла приподнять одеяло и пустить Маэля под него. Я снова перевернулась на бок, он лег сзади и снова меня обнял. Я прильнула к нему.

– Все будет хорошо, – прошептал Маэль. – Теперь мы снова вместе. А значит, мы со всем справимся. Я в это верю.

Поцеловав меня в шею, он испустил глубокий длинный вздох.

– Можно я останусь?

Маэль не видел мою улыбку, поэтому я тихо разрешила: