погруженного в предзакатную дрему, по мере продвижения на юг становились все выше. В четыре дня движение уже было затруднено, но Проктор стремительно перемещался в плотном потоке машин, не обращая внимания на раздраженные сигналы клаксонов.

Пендергаст расположился на заднем сиденье. Ему предстояло сыграть роль инвестиционного банкира, совершающего деловую поездку в Венецию. В кармане у него лежали соответствующие документы — об этом позаботился Глинн. Рядом с ним сидел хмурый д’Агоста.

— Не понимаю, — произнес он. — Не понимаю, почему Диоген назвал это «идеальным преступлением».

— А я понял, но слишком поздно, — с горечью ответил ему Пендергаст. — Я уже объяснял вам вчера, по дороге в музей. Диоген хотел заставить весь мир ощутить ту боль, которую испытал он сам. Он хотел… воссоздать Событие, разрушившее его жизнь. Вы помните, я говорил, что он стал жертвой садистского устройства — «комнаты ужасов». Гробница Сенефа стала не чем иным, как ее копией. Но несоизмеримо большей по размерам.

«Роллс-ройс» притормозил у выезда на платную дорогу, потом помчался дальше.

— Так что же случилось в гробнице? Что произошло со всеми этими людьми?

— Не могу сказать абсолютно точно, но вы заметили у некоторых из них необычную шаркающую походку? Она напомнила мне нарушение, которое иногда случается у людей с заболеванием мозга. У них ухудшается координация движений, это проявляется и в том, что они не могут плавно опускать ноги на землю. И если вы попросите капитана Хейворд как следует осмотреть гробницу, уверен, она найдет там мощные лазеры, спрятанные за стробоскопами. Не говоря уже об аппаратах нагнетания тумана и усилителях, не предусмотренных первоначальным сценарием. Скорее всего Диоген использовал комбинированное воздействие лазера, стробоскопов и звука, способное повредить определенные участки мозга. Сочетание лазера и низких частот вызвало изменение в вентромедиальных участках коры головного мозга, контролирующих поведение. В результате люди лишились «тормозов» и стали остро реагировать на самые незначительные внешние раздражители.

— Трудно поверить, что свет и звук могли вызвать повреждения мозга.

— Любой невролог скажет, что сильный страх, боль, стресс или гнев способны разрушить клетки мозга, как и крайние формы посттравматического стресса. Диоген просто многократно усилил это воздействие.

— То есть все с самого начала было тщательно спланировано.

— Да. Не было никакого графа де Кахорса. Это Диоген перечислил деньги на восстановление гробницы. А легенда о древнем проклятии создала соответствующую атмосферу. Скорее всего он тайно установил оборудование для собственного шоу и ввел в компьютерную систему соответствующую программу. Он опробовал ее вначале на Джее Липпере, потом на египтологе Уичерли. И не забывайте, Винсент, его конечной целью были не только гости шоу: по национальному телевидению шла прямая трансляция. Могли пострадать миллионы человек.

— Невероятно!

Пендергаст опустил голову.

— Наоборот, вполне логично. Он поставил перед собой цель воссоздать ужасное, незабываемое Событие… вина за которое лежит на мне.

— Только не надо винить во всем себя.

Пендергаст взглянул на д’Агосту, и его серебристо-серые глаза потемнели. Он заговорил очень тихо, словно про себя:

— Это я сделал своего брата таким. И все эти годы находился в неведении. Я не только не искупил своей вины, но даже не попросил у него прощения. И это будет мучить меня всю оставшуюся жизнь.

— Прошу меня простить, но все это полное дерьмо. Я мало что знаю об этом, но уверен, что все случившееся с Диогеном было случайностью.

Пендергаст, словно не слыша, продолжал, и его голос стал еще тише:

— Смысл существования Диогена — я. А смысл моего существования, наверное, он.

«Роллс-ройс» проехал по территории аэропорта Кеннеди и остановился у восьмого терминала. Пендергаст вышел из автомобиля, д’Агоста последовал за ним.

Специальный агент взял чемодан и протянул руку лейтенанту.

— Винсент, желаю вам удачи на слушаниях, — сказал он. — Если я не вернусь, Проктор приведет мои дела в порядок.

Д’Агоста подавил тяжелый вздох.

— Если уж вы об этом заговорили, можно задать вам один вопрос?

— Да.

— Это очень… тяжелый вопрос.

Пендергаст немного помолчал.

— Ну так в чем дело?

— Вы наверняка знаете, что есть только один способ обезвредить Диогена.

Взгляд серебристо-серых глаз помрачнел.

— Вы ведь понимаете, что я имею в виду?

Пендергаст продолжал молчать, но лицо его стало таким холодным, что д’Агоста невольно отвел глаза.

— Если настанет момент, когда нужно будет принять решение и вы не сможете это сделать… он сможет. Поэтому я должен знать, сумеете ли вы… — Лейтенант не нашел в себе сил закончить фразу.

— Так о чем же вы хотели меня спросить, Винсент? — последовал холодный вопрос.

Д’Агоста посмотрел на него и ничего не ответил. Через мгновение Пендергаст повернулся и исчез в здании терминала.

Глава 72

Диоген Пендергаст обогнул угол виа делло Спроне и снова вышел на виа Санто-Спирито. Констанс Грин нигде не было видно — значит, как он и предполагал, она свернула на виа деи Коверелли и сейчас ожидала его, притаившись в засаде.

Чтобы убедиться в этом, он быстро прошел вниз по Санто-Спирито и остановился перед выходом на Коверелли, прижавшись к старинному фасаду какого-то полузабытого дворца. Выждав несколько секунд, он осторожно заглянул за угол.

Превосходно. Ее все еще не было видно — следовательно, она уже миновала первый поворот и поджидала, пока он приблизится с другой стороны.

Диоген сунул руку в карман, достал кожаный футляр и вынул из него скальпель с ручкой слоновой кости — точь-в-точь такой же, как тот, который он оставил под ее подушкой. Прохладная тяжесть инструмента подействовала на него успокаивающе. Еще через несколько секунд он раскрыл зонт и, выйдя из-за угла, уверенно направился вниз по виа деи Коверелли. Его шаги громко стучали по брусчатке, верхняя часть туловища была скрыта под зонтом. Прятаться сейчас не имело смысла: она не станет смотреть, кто приближается с противоположного конца улицы.

Он шел не таясь, вдыхая запахи мочи, собачьих фекалий, рвотных масс и сырого камня — старинная улочка сохранила «аромат» средневековой Флоренции. Сжимая скальпель в руке, затянутой в перчатку, он приблизился к первому изгибу Коверелли, представляя, как нанесет удар. Она будет стоять к нему спиной, он подойдет сбоку, схватит ее левой рукой за шею и нанесет удар в самое лучшее место — под правую ключицу. Длины лезвия как раз хватит, чтобы перерезать легочную артерию — там, где она разделяется на сонную и подключичную. Она даже не успеет вскрикнуть. Она будет умирать, а он будет держать ее на руках, баюкая. Ее кровь прольется на него, как в тот раз… при совсем других обстоятельствах…

…А потом он оставит ее лежать на земле вместе с