Диоген подошел к месту, где улица делала поворот на девяносто градусов. Пятнадцать шагов, десять, восемь… Пора…

Он свернул за угол и остановился. Никого. Улица была пуста. Он быстро огляделся, посмотрел вперед, назад, но ничего не заметил. Он находился в мертвой зоне: теперь она могла незаметно подобраться к нему с любой стороны.

Диогена охватила паника. Он где-то допустил просчет. Куда она могла подеваться? Неужели она его провела? Это казалось невероятным.

Он застыл, поняв, что оказался в ловушке. Если пойти вперед и выйти на Борго-Теголайо, более широкую и хорошо просматривавшуюся улицу, она — если находится там — обязательно его заметит и он лишится преимущества. То же самое произойдет и если он направится в противоположную сторону.

Диоген стоял неподвижно, лихорадочно соображая. Небо еще больше потемнело, и он понял, что причина не в дожде: это вечер накрывал город своей мертвой рукой. Он не мог оставаться здесь бесконечно: все равно придется выбирать, куда идти — направо или налево.

Несмотря на холод, ему стало жарко в плаще. Судя по всему, придется отказаться от своего плана, обогнуть угол и вернуться туда, откуда он пришел, — отменить маневр, словно ничего не произошло. Так будет лучше. Ничего не случилось. Она свернула в другом месте, и он потерял ее из виду — только и всего. Надо будет придумать что-нибудь еще. Может, поехать в Рим и заманить ее в катакомбы Св. Калликста? Эта популярная среди туристов достопримечательность со множеством ответвлений и тупиков — идеальное место для убийства.

Диоген повернулся и пошел вдоль виа деи Коверелли, осторожно свернул за угол. Улица была пуста. Он прошел еще немного — и вдруг боковым зрением заметил, как что-то мелькнуло над одной из арок. Диоген инстинктивно отпрыгнул в сторону, и в то же мгновение на него набросилась какая-то тень. Скальпель беспрепятственно разрезал ткань плаща и костюма, и бок пронзила жгучая боль.

Вскрикнув, он отпрянул и, уже падая, швырнул в нее собственный скальпель, целясь в шею. У него было гораздо больше ловкости и опыта обращения с холодным оружием. Лезвие, описав сверкающую дугу, коснулось плоти — и тут же хлынула кровь. Но, падая, он понял, что ее голова в последний момент дернулась и скальпель, вместо того чтобы вонзиться в горло, лишь скользнул по щеке.

Он тяжело упал на булыжники, перевернулся и тут же вскочил на ноги, но она уже исчезла — испарилась. И тогда он понял, в чем заключался ее план. То, что она даже не попыталась изменить свою внешность, не было случайностью. Она хотела, чтобы ее заметили, так же как и он сам. Она почти позволила ему заманить себя в ловушку, а потом использовала ее против него, заранее все просчитав и опередив его. Простота и гениальность этого плана потрясли его.

Он стоял, глядя на возвышающиеся над ним каменные арки. Вне всякого сомнения, она взобралась на осыпающийся край одной из них и оттуда прыгнула на него. Далеко вверху виднелась узкая серая полоска неба, с которого падали капли дождя. Он сделал шаг вперед и покачнулся.

(* Эсхил. Орестея, часть I, Агамемнон.)

Диогена охватила внезапная слабость, жжение в боку усиливалось. Он не решался расстегнуть пальто и осмотреть рану — испачканная кровью одежда могла привлечь к нему внимание, — поэтому лишь потуже затянул пояс, надеясь, что это поможет остановить кровь. «Кровь обязательно заметят», — подумал он.

Когда слабость отступила, а шок, вызванный внезапностью нападения, прошел, он вдруг понял, что у него появилась возможность избавиться от нее. Скальпель рассек ей щеку, и порез наверняка сильно кровоточил, как всегда в подобных случаях. Такую рану невозможно скрыть, даже если обмотать голову шарфом. И она, конечно, не будет бегать за ним по всей Флоренции с окровавленным лицом. Ей придется где-нибудь укрыться, чтобы привести себя в порядок, а это даст ему время, необходимое, чтобы сбить ее со следа — навсегда.

Нужно использовать благоприятный момент. Если ему удастся от нее отделаться, он сможет, снова изменив внешность и имя, добраться до конечной цели своего путешествия. А уж там она его никогда не найдет.

Он как можно более небрежной походкой дошел до стоянки такси в конце Борго-Сан-Джакопо, чувствуя, как кровь, пропитавшая одежду, стекает по ноге. Боль была не слишком сильной, и он решил, что лезвие лишь скользнуло по ребрам, не задев жизненно важных органов.

Нужно было остановить кровь — и как можно скорее. Он зашел в маленькое кафе на углу Борго-Теголайо и Санто-Спирито, подошел к барной стойке и заказал эспрессо и спремута. Выпив по очереди и то и другое, положил на поднос монету в пять евро и прошел в туалет, где, запершись в кабинке, снял пальто. Крови было невероятно много. Он быстро осмотрел рану, убедился, что брюшная полость не задета, и стал промокать кровь туалетной бумагой. Потом, оторвав от рубашки широкую полоску ткани, обвязал торс, пытаясь остановить кровь. Умывшись, надев плащ и причесавшись, он вышел на улицу.

Вскоре Диоген почувствовал, что кровь стекает в ботинок, и, обернувшись, увидел за собой на тротуаре красные следы. Правда, кровь не была свежей, к тому же он и сам ощущал, что кровотечение стало слабее. Еще несколько шагов — и он уже на стоянке такси. Открыв заднюю дверцу «фиата», он с облегчением опустился на заднее сиденье.

— Говоришь по-английски, приятель? — улыбаясь, спросил он водителя.

— Да, — хрипло ответил тот.

— Молодец! Тогда, будь добр, отвези меня на вокзал.

Такси рвануло с места, и он откинулся на спинку сиденья, чувствуя, как липкая жидкость стекает ему в пах. Внезапно в голове у него завертелся рой мыслей, обрывков воспоминаний, зазвучала какофония голосов:

Между идеей и реальностью,

Между намерением и свершением

Лежит тень.[159]

Глава 73

В монастыре Суоре-ди-Сан-Джованни-Батиста во Флоренции имелись приходская школа, часовня и вилла с пансионом для набожных посетителей, которыми управляли двенадцать монахинь. Было уже совсем поздно, когда сидевшая за стойкой регистрации сестра с удивлением увидела, как в дверь вошла прибывшая утром молодая постоялица. Она вернулась с экскурсии по городу промокшая и продрогшая, съежившись от холода и пряча лицо в шерстяной шарф.

— Синьора желает поужинать? — начала было монахиня, приподнимаясь со стула, но вошедшая оборвала ее таким резким жестом, что она тут же закрыла рот и уселась на свое место.

* * *

В своей маленькой, просто обставленной комнате Констанс Грин яростно сорвала с себя пальто и