болезнь, нужен постоянный стимул. Вот почему старики чахнут в домах престарелых. У них нет стимула, нет мотивации оставаться в живых. Здесь это случилось бы со мной. Несмотря на Миртиль и Анни, несмотря на Жоанну. Быт поглотил бы меня.

Мы будем скучать по Миртиль и Анни, но нельзя оставаться здесь вечно. Это правило, мы знали это с самого начала, когда поселились тут. Да и кто бы мог подумать, что мы задержимся так надолго?

В Эус вернулось солнце. Эмиль и Жоанна освобождают студию от своих вещей. Миртиль во что бы то ни стало хочет помочь им собраться, но они упорно отказываются.

— Мы почти закончили, Миртиль.

Они помогли ей спуститься по ступенькам во внутренний дворик, и она сидит под платаном, кутаясь в шаль. Еще тепло, но ветер уже осенний. Листья на деревьях порыжели.

Миртиль и Анни настояли на том, чтобы устроить им прощальный праздник. Он состоится сегодня вечером, здесь. Анни и ее муж позвали нескольких друзей из деревни. Коринну, например, и тех, у кого Эмиль подрабатывал летом. Они попросили всех принести по какому-нибудь блюду и по бутылке.

— Еще одна ходка к кемпинг-кару — и конец! — сообщает Эмиль, просунув голову в застекленную дверь квартиры Миртиль.

Они уже сделали пять ходок. В кемпинг-каре пахнет затхлостью, но Эмиль счастлив вернуться к своему рулю, коробке скоростей и спальному месту под крышей. Это значит, что приключение продолжается, их ждет что-то новое.

— Возьмите с собой скрабл… И «Монополию» тоже, — добавляет Миртиль. — Я в них никогда не играю. Будет вам память.

Он улыбается и показывает на Пока, потягивающегося под платаном.

— У нас будет и другая памятка от вас.

Гости толпятся во внутреннем дворике Миртиль. Анни повесила фонарики на ветки платана. Осень вступила в свои права. На улице прохладно, и все кутаются в теплые куртки. Жоанна окончательно рассталась со своей шляпой, но заколола волосы старым гребнем Миртиль, наверно, хотела доставить ей удовольствие в этот прощальный вечер. Эмиля оккупировал один из друзей Анни, пожилой мужчина, у которого он два-три раза работал летом. Спрашивает, куда они направятся, и Эмиль не может ответить.

— Там будет видно… Поедем наобум…

Они всегда планировали маршрут перед отъездом, пока не поселились в Эусе. Но не в этот раз. Эмилю трудно было вновь погрузиться в путеводитель по Пиренеям, как будто его мозг закоснел. Жоанна решила, что они могут ехать наобум и остановиться там, где им понравится, и ему это показалось хорошей идеей.

Мужчина хорошо знает местность и советует ему маленькие деревни, полные очарования. Эмиль запоминает одну, под названием Кастей.

Все включились в игру и приготовили настоящие праздничные блюда. Ему неловко от такого внимания. Он думает, что два месяца назад не знал никого из этих людей. Сегодня вечером все они выказывают ему настоящую приязнь. Пребывание здесь было для Жоанны и Эмиля лишь короткой остановкой, но оказалось отрадным.

— Ты не видел Жоанну?

Миртиль окликнула Эмиля, когда он собирался наполнить свой бокал у стола под платаном.

— Жоанну?

— Да, Жоанну… Твою жену, — отвечает старушка, бросив на него подозрительный взгляд.

Эти слова в чужих устах всегда действуют на него ужасно.

— Вы пьяны, молодой человек, — добавляет она, щуря глаза.

— Ничего подобного.

— Посмотрите, какие красные щеки!

Эмиль не может удержаться от улыбки. Он не знает, пьян ли он, но ему вдруг стало очень жарко. Муж Анни добрый час занимал его разговором об информатике, и они пили, сами того не замечая и толком не закусывая.

— Я что-то давно не видела Жоанну. Ты можешь посмотреть наверху, вдруг она там?

Он кивает и ставит свой бокал на стол.

— Да, конечно.

Миртиль, наверно, права. Он пьян. На лестнице его шатает.

— Жоанна! Эй, Жоанна!

В студии ее нет. Только Пок крепко спит в темноте на белом диване.

— Эгей, Жоанна!

Он заглядывает в приоткрытую дверь комнаты Миртиль, в ванную. Никого. Он уже хочет вернуться во внутренний дворик, как вдруг ему приходит в голову, что она может быть в переулке перед домиком. Возможно, ей захотелось тишины. Он спотыкается, открывая входную дверь, и видит маленькую черную фигурку. Жоанна сидит на крыльце. Рядом с ней — картонная тарелка с фруктами и куском сливочного торта.

— Что ты здесь делаешь?

Закрыв за собой дверь, он садится рядом с ней на крыльцо.

— Медитация осознания?

Он хотел поддразнить ее, но она отвечает серьезно:

— Да.

— Ох. Я… Я просто пошутил.

Ему трудно различить ее лицо в темноте. Только гребень поблескивает под тонким серпиком луны. Остальное скрывает тень.

— Мне захотелось немного побыть одной, чтобы сполна насладиться праздником… Это ведь последний вечер.

Он делает над собой усилие, чтобы не посмеяться и не показать, что не верит ее словам.

— Насладиться…

— Да.

— Совсем одна… Здесь? Почему же не там?

Она качает головой.

— Что тебя удивляет? Или мы обязаны быть среди шума и суеты, чтобы насладиться им сполна?

Он чувствует себя полным идиотом и бормочет невнятный ответ:

— Ну… Не знаю… Я думаю…

Она раздраженно морщится.

— Прислушайся.

Он повинуется. До них доносятся голоса гостей. Отчетливо слышен смех, мужской бас, звон бокалов. Среди других он узнает голос Миртиль:

— Оставьте эту ветку в покое, Доминик! Вы ее сломаете!

Кто-то протестует, потом:

— Плевать я хотела на фонарики! Мне дорог мой платан!

Эмиль и Жоанна улыбаются в темноте.

— Вот видишь. Их слышно еще лучше, чем если бы мы были там, — шепчет Жоанна.

Он бросает взгляд на картонную тарелку рядом с ней и снова невольно улыбается.

— А с этим тоже так? Шум мешает тебе оценить торт?

Она нимало не смущается, сохраняя спокойный и уверенный тон:

— Да. Ты удивишься, узнав, до какой