из тюрьмы, сможет претендовать на пенсию, положенную ему как родственнику умершего кормильца. А я претендовать не могу. Детям жертв терроризма или мафии положено пособие, а нам – нет. Мне еще очень повезло, потому что меня растила тетя. Многие попадают в детские дома или приюты. Такими нелегко управлять. Когда убили маму, я была в доме, а исходя из документов, все случилось в гараже. Многие же из нас видели, как убивали их мать, а потом, и очень скоро, как отец кончал с собой. В пятидесяти процентах случаев дело заканчивается именно так. Мне очень повезло. Поэтому не надо меня ограждать. Не надо. Я этого не хочу.

24 января

На следующее утро Джулия с помощью двух грузчиков распаковывала комод в стиле ампир. Увидев краем глаза входящих Безану и Пьятти, она, склонившись над упаковкой, приветственно помахала им ножницами.

– Сейчас иду, только закончу здесь, а то мне надо отпустить машину.

– Конечно, не торопитесь, – ответил Безана, с любопытством разглядывая развешанные по стенам гравюры.

Иларию заинтересовал старинный, похожий на алебарду садовый нож с источенной жуками рукояткой и до блеска начищенным лезвием.

Джулия расписалась в получении, попрощалась с грузчиками и выдохнула, откинув волосы со лба.

– Я готова. Кофе хотите?

Безана и Пьятти кивнули и уселись все в те же маленькие кресла в стиле ар-деко. Джулия позвонила в соседний бар и заказала три эспрессо.

– Вчера мы были в муниципальном архиве в Боттануко и узнали, что вы интересовались историей Верцени.

Джулия на миг застыла, а потом резко откинулась на спинку кресла, упершись ногами в пол.

– Интересовалась, несколько месяцев назад, еще до всех этих ужасов. Мне хотели продать подборку фотографий и гравюр XIX века, утверждая, будто они принадлежали семье Верцени. Тогда я попыталась уточнить их подлинность.

– И вы их купили?

– К сожалению, купила. Когда же я показала их одному знакомому коллекционеру, он поднял меня на смех. Сказал, меня надули.

– Почему?

– Я купила весь архив, чтобы заполучить портрет Верцени. Кстати говоря, очень неплохую гравюру. Там еще была его детская фотография, где он в шляпе и при галстучке. Но, как потом оказалось, это был не он.

– Можно взглянуть на гравюру и фотографию?

– Я их продала ровно через неделю. Естественно, сказала, что это Верцени.

– Кому?

– Одному коллекционеру.

– Имя не припомните?

– Формизано.

– Адвокат Брешани?

– Он самый.

24 января

Хозяйка аптеки докторесса Мотта на этот раз стояла за прилавком одна: помощницы все уже разошлись.

– О, мои друзья журналисты пожаловали. Но у меня нет для вас сенсаций. Не я нашла эту ДНК, ее обнаружили с помощью этилометра.

– Мы знаем, – сказал Безана, пожимая ей руку.

– Вам снова нужен ксанакс? – спросила женщина, подмигнув Иларии.

– Нет, мы приехали к вам, чтобы расспросить об одном давнем случае. Вы помните отпуск в Фопполо и исчезновение Росселлы?

– Конечно, как можно забыть такую трагедию? Проклятый оползень. Неужели нашли Росселлу?

– Нет, к сожалению нет.

– Тогда почему газета интересуется девушкой, которую сель утащил двадцать лет назад?

– Потому что ее двоюродный брат умер на прошлой неделе.

Мотта покачала головой.

– Да, я знаю о смерти Бруно. Бедный парень. До сих пор поверить не могу. Я знала его еще ребенком. Он был такой живой, такой впечатлительный мальчик. Так и не смог принять гибель кузины. Тогда-то у него и началась депрессия. Эта трагедия разрушила и его жизнь тоже. Вы хорошо поступите, если об этом напишете.

– Нам сказали, вы организовали поиски девушки. Верно?

– Да, несколько дней мы все искали там, где сошел сель. Даже ночью выходили ее искать с фонарями и факелами. Я составляла маленькие группы по пять-шесть человек, и мы расходились по лесу в разные стороны. Но нашли только одну увязшую в грязи туфлю. Больше ничего. Мой сын был в первых рядах.

– Ваш сын был другом Росселлы?

– Да, они очень дружили, все время проводили вместе с группой ребят из нашего прихода. Там было много их ровесников. Но после случившегося он перестал ходить в церковь. Ему тоже очень не хватало Росселлы, ее отсутствие давило на него.

– Нам бы очень хотелось задать ему несколько вопросов. Где мы можем его найти?

– Сейчас его нет в городе. Он работает бортпроводником и все время в разъездах. Я дам вам его номер, можете ему позвонить.

– Спасибо. А как его зовут?

– Габриэле. Габриэле Баскенис. Он с радостью поможет вам, я уверена. Он очень любил Росселлу.

24 января

– Бортпроводник, – сказала Илария, садясь в машину.

– Успокойся. Это может быть простым совпадением. Сначала мы должны выяснить, является ли он приемным сыном, – ответил Безана.

– Это объяснило бы, почему никто его не искал, даже если мать отнесла его тест ДНК в полицию.

– Не торопи события, Пьятти.

– У нас есть номер убийцы. Что будем делать? Поздороваемся?

– Пока что не будем никому звонить. И потом, кто тебе сказал, что убийца – именно он?

– Да черт возьми! В тот вечер в пиццерии он стоял к нам спиной, и теперь я не могу вспомнить его лица. Но если Габриэле близнец Брешани, он должен хоть немного походить на брата.

– Конечно. Я его встретил в аптеке, но он помогал матери и был в шапочке, очках и маске. Честно говоря, я бы его тоже не узнал.

– Попробую поискать его фотографию. – Илария быстро забарабанила по клавиатуре. – Вот, нашла его на «Фейсбуке». Габриэле Баскенис.

Не включая поворотника, Безана резко свернул направо и остановился на маленькой площади. Они принялись изучать профиль Баскениса.

– Какое странное лицо, – произнесла Илария.

– Наверняка сделал несколько пластических операций.

– Нос явно перекроен, это видно за милю. Подбородок и скулы тоже подправлены.

– Может, у него дисморфофобия? [119] – предположил Безана.

– Что?

– Ты никогда не слышала об этом заболевании?

– Нет.

– Я писал статью на эту тему, как раз в год смерти Майкла Джексона. В 1984 году с ним случилась беда: во время съемок рекламы у певца вспыхнули волосы. Врачи реконструировали волосяную часть его черепа, но с того дня у Джексона появилась зависимость от обезболивающих и от эстетической хирургии, которая превратилась в одержимость. Врачи заговорили даже о дисморфофобии. При этом заболевании тебе все время кажется, что с тобой что-то не так и ты плохо выглядишь, поэтому надо постоянно править внешность.

– Тогда у меня тоже дисморфофобия. Мне ничего не нравится в моей внешности.

– Кнопочка, я тебе даже отвечать не стану, – покачал головой Безана. – Помнится, до этой минуты мы с тобой занимались серьезным делом.