– Что у тебя стряслось вчера?

– Я видела отца. Он ужинал в индийском ресторане на первом этаже моего дома. Представь, какое совпадение, если учитывать, сколько в Милане ресторанов. Он был с какой-то женщиной и казался очень веселым.

– Думаю, его уже освободили, – предположил Безана.

– Наверное. Десять лет уже прошло с момента приговора.

– Что он тебе сказал?

– Он меня не видел. Я смотрела на них сквозь окно, как на тюремном свидании. Отец производил впечатление очень свободного человека. Гораздо свободнее меня.

Безана ласково погладил ее по руке, но Илария замолчала: ей больше не хотелось касаться этой темы.

– Тебе удалось что-нибудь разузнать про Баскениса?

– Нет, – ответил Безана, – вчера я тоже очень устал. Но сегодня надо задать ему несколько вопросов.

Когда они вошли в пиццерию, Аббас их уже ждал. Он вытер руки о передник и провел их в глубину зала, в маленькую темную комнатку. Здесь хотя бы не было слышно телевизора. Стояли только два старых сломанных игровых автомата, ископаемые свидетели провинциальных грехов. Жена Пикарьелло не захотела менять их на новые, ей хватало игровой зависимости мужа. Но местная неряшливость не особенно беспокоилась об эстетике, а поскольку автоматы были достаточно громоздкими, никто не взял на себя труд отвезти их на свалку.

Аббас поставил на стол поднос с завтраком, кофе и бриоши. Но бриоши, прозрачные, как средневековая глазурь, были слишком вязкие, а кофе отдавал лакрицей и средством для мытья посуды.

Безана показал ему фотографию.

– Вы его когда-нибудь здесь видели?

Аббас медленно поднял свои желтые львиные глаза.

– Это сообщник?

– Мы пока не знаем, – ответил Безана, – это пока только наша гипотеза.

– А Брешани?

– Спокойно сидит в тюрьме.

Аббас не отрывал глаз от фотографии.

– Этот парень сюда заглядывал, он был знаком с Анетой. Он вроде бы пилот?

– Бортпроводник.

– Да, имел какое-то отношение к авиации, я помню. Анета хотела стать стюардессой и спрашивала у него, на какие курсы лучше записаться. Само собой, он и с Мелиссой перекидывался парой слов. Она была вежливая, разговаривала почти со всеми клиентами.

– Можете рассказать что-нибудь еще о Баскенисе? Нам может пригодиться любая крошечная информация.

– Думаю, теперь он живет в Милане. Он сын фармацевта из Суизио, той женщины, которая вместе с волонтерами собирала пробы ДНК, помните? Хорошая женщина, – продолжил Аббас, – она всегда помогала другим. Заботилась об иммигрантах, о стариках, о безработных, о наркоманах, о кошках и собаках.

– Он, случайно, не приемный ребенок?

– Не знаю, – пожал плечами Аббас. – Для нас он всегда был сыном аптекарши, и все.

– Вы не помните, приезжал он сюда в то время, когда случились эти убийства?

– Нет, жаль, не могу вспомнить. Может, видел его на рождественские праздники, но точно не уверен. Я могу и ошибаться. Я знаю, что у него здесь есть квартира, как раз над квартирой матери. В общем-то, он довольно часто сюда приезжал.

Пьятти и Безана покинули пиццерию разочарованными.

– Если Габриэле не приемный сын, то мы ошиблись во всем, – вздохнула Илария.

– Конечно. Синьора Мотта первая сдала тест ДНК, и следователи заметили бы ее родство с Неизвестным.

– Может, она вместо своего сдала пробник сына, мы же не знаем.

– Если Джорджо нам не поможет, мы не продвинемся дальше. Все наши усилия бессмысленны.

– Ты с ним говорил?

– Конечно, я еще вчера ему позвонил. Но тут ничего не поделаешь, Джорджо больше не хочет нас слушать. Твердит, что дело закрыто и наша гипотеза абсолютно бредовая.

25 января

Лиловые стены в Центре эстетики Даны были разрисованы бабочками и феями, а блестящие нити спускались с потолка на полки, где были разложены лаки для ногтей и тени для век. Запах сандалового масла перебивал аромат благовоний, зажженных у входа. После смерти Даны Перего центром управляла Кончита, ее кубинская коллега.

Пьятти и Безана показали ей фотографию, и она сразу узнала мужчину:

– Это Габриэле, точно он. Поклонник. Он очень много денег тратил на кремы, средства для похудения и от морщин. Мы ему делали даже инъекции гиалуроновой кислоты. Он помешан на своей внешности.

– Габриэле был клиентом Даны?

– Да, конечно, он все время спрашивал Дану. Если он был в городе, то заходил к ней три-четыре раза в неделю. Чтобы записаться, присылал нам сообщения даже из-за границы.

– А сейчас?

– Центр был закрыт по случаю траура, его открыли только вчера, – ответила Кончита, пожав плечами. – Почему вы спрашиваете о Габриэле? Он всегда был вежливым и милым. Замечательный человек.

– Да, мы знаем, – ответили оба, опасаясь возбудить подозрения. – Он мог бы стать очень интересным свидетелем.

– Свидетелем?

– Пока мы ничего не можем сказать. Наоборот, мы просим вас о любезности сохранить наш разговор в тайне.

Женщина с готовностью согласилась:

– Конечно, конечно. Я человек надежный, не болтливый. Очень надежный.

– Вот и прекрасно, – улыбнулись оба.

Довольные, что им удалось найти зацепку в контактах Перего, Пьятти и Безана сели в машину.

– Он знал Анету, Мелиссу и Дану. Был знаком с Росселлой и Бруно, – подытожила Илария. – Что-то слишком много совпадений, тебе не кажется?

– Существует презумпция невиновности, Пьятти. Нам надо быть осторожными. К сожалению, у нас нет тех средств, которые есть у полиции. Мы не можем остановить его на улице и заставить «дыхнуть в трубочку». Даже если мы каким-нибудь хитрым способом умудримся это сделать, у нас не будет аппаратуры, чтобы сделать анализ. С другой стороны, есть еще одно совпадение, гораздо более серьезное.

– Если его узнает мать Мелиссы, клянусь приковать себя цепью прямо перед полицейским участком в Бергамо, – заверила Илария.

– Не надо приковывать себя ни к какому полицейскому участку, – отозвался Безана. – Тебе все равно придется снять оковы: тебя ведь никто не приговаривал к пожизненному заключению.

Илария опустила глаза и замолчала. Может, Марко прав.

Теперь им предстояла, пожалуй, самая трудная задача: встреча с матерью Мелиссы. Синьора Эльза возобновила работу в пекарне на следующий день после похорон дочери. Она поручила заботу о пекарне помощнику-сенегальцу и жестом пригласила Безану и Пьятти в заднюю часть дома. Они поднялись по узкой лестнице, стиснутой облупленными стенами, и оказались в квартире, расположенной точно над пекарней. В гостиной еще оставались вещи Мелиссы. На столе, аккуратно вычищенном, лежали стопкой книги по юриспруденции. Кто-то позаботился о том, чтобы после уборки положить их на место. Пуховик и шарф висели у входа, а у самой двери, на блестящем и чистом кафеле, одиноко стояли домашние тапочки (их тоже заботливо приподняли, чтобы навести чистоту, а потом поставили на место).

Синьора Эльза угостила гостей собственноручно испеченными бисквитами, и они