не смогли отказаться. Когда она достала из холодильника бутылку скверного игристого (вряд ли она разбиралась в винах), Безана и Пьяти тоже согласились, потому что были по-настоящему взволнованы.

– Мелисса так хорошо о вас отзывалась, – сказала женщина, и Илария чуть не расплакалась.

Пришлось Безане взять разговор на себя. Он сам протянул фотографию синьоре Эльзе, и она принялась ее разглядывать, надев очки и напрягая глаза.

– Так это же сын доктора Мотта, аптекарши.

– Мелисса была с ним знакома?

– Мы тут все друг с другом знакомы. Они виделись совсем недавно. Он подбросил ее на машине до Милана. Мелиссе надо было к гинекологу. Я не поняла, почему она не пошла к своему, а поехала так далеко. Но я не задавала вопросов, не хотела показаться назойливой. Уже от полиции я узнала, что дочь сделала аборт, и связала все события.

– Вы думаете, она рассказала Баскенису, что планирует сделать аборт?

– Не знаю. Мелисса была человеком открытым, она многих посвящала в свои дела. Возможно, что и рассказала. Она встретила его, будучи очень уязвимой. Кому не захочется излить душу перед абортом?

Печально, но верно.

– Как по-вашему, почему Мелисса на это пошла? Аббас вполне мог содержать ребенка.

Мать Мелиссы вздохнула.

– Аббас – прекрасный парень. Он был уверен, что это его ребенок, и никто не станет его разуверять. Однако, – женщина запнулась, – у меня есть подозрение, что Мелисса встречалась еще с одним мужчиной. Она всякий раз закрывалась в комнате, чтобы ответить на телефонный звонок, хотя никогда не закрывалась, если звонил Аббас. Когда я спрашивала, кто это, она меняла тему. По-моему, она была влюблена в женатого мужчину.

– Влюблена?

– Матери всегда такое чувствуют, даже если дочери не хотят об этом говорить.

26 января

– Ребенок был действительно твой?

Джорджо прикрыл глаза рукой и ничего не ответил.

– Не волнуйся, мы ведь друзья. Роза ничего не узнает, – продолжил Безана.

– Ты даже представить себе не можешь, насколько трудно было скрывать эту боль и работать дальше, словно Мелисса просто очередная жертва, как все остальные.

– Мог бы поделиться со мной.

Джорджо медленно покачал головой. Он говорил «нет» чему-то гораздо большему, все его тело говорило «нет».

– Я бы ни с кем не смог поделиться. Это было слишком, слишком… Ты не поймешь, что я испытал, когда оказался на месте преступления. Эта сволочь словно убила меня, а я словно убил Мелиссу.

– Может, он это сделал намеренно. Хотел причинить тебе боль.

– Я об этом думал. Знаешь, у него получилось. Меня убивает чувство вины, которое ему незнакомо. Теперь мне никогда не избавиться от этого чувства. Оно сделало из меня убийцу.

– Но ты же не убийца.

– Дело не в том, кто я есть, а в том, кем себя сейчас чувствую.

– Не громозди одно на другое. Может, здесь и аборт сыграл свою роль, но ты просто взял и все смешал в одну кучу. Такие иррациональные вещи делать нельзя. Ты не можешь себе это позволить в такой ситуации.

– Ты прав, но моя голова и думает, и делает на свой лад.

– А решение вы принимали вместе?

– Да. Может, Мелисса и надеялась, что я уйду из семьи, но никогда на меня не давила. Об этом мы говорили спокойно. Она хотела сказать правду Аббасу, но я ей этого делать не советовал. Я боялся, что он кому-нибудь разболтает. И я поступил как порядочный негодяй: нашел ей гинеколога в Милане, чтобы здесь не поползли сплетни.

– Ну да, конфиденциальность, право на личную жизнь…

– Это петля на шее нашей тупоумной провинции. Нам только и остается, что задыхаться в собственных тайнах.

Безана немного помолчал, вертя в руках пачку сигарет и постукивая по столу уголками.

– Мать Мелиссы тоже его узнала. Баскенис сопровождал ее в Милан на аборт. Значит, он все знал. И поэтому она, вообще никому не доверявшая, оказалась вечером в его машине.

Джорджо изо всех сил стукнул кулаком по столу, в кровь разбив костяшки пальцев.

– Ладно, хватит с меня этой истории, ты меня только попусту мучаешь. И история с близнецами тут ни при чем. Мы продолжили поиски и проверили все списки жильцов, но без успеха.

– Мы тоже продолжили поиски. Но кто-то вполне мог уничтожить свидетельство о рождении, тогда ведь не было оцифровки данных. Достаточно было стащить документ, – спокойно ответил Безана.

– У нас есть и ДНК Баскениса. Его предоставила мать вместе с остальными пробами.

Марко опустил глаза. Ему было стыдно. Он сел и зажег сигарету.

– Здесь нельзя курить, – сказал Джорджо.

Безана пожал плечами.

– Может, и к лучшему, что меня отправляют на пенсию. И память, и ум уже не те.

– А все этот случай, он совершенно измотал нас, – сказал Джорджо, встал и открыл окно. – Да кури сколько душе угодно.

– Я еще хотел тебя предупредить, что Милези докопался до свидетельства одной проститутки, которая утверждает, что ты пытался ее задушить.

– Это очень старая история, и вопрос уже решен! Давно доказано, что в тот день и в тот час я был совершенно в другом месте. И там тоже есть свидетели. А девчонка просто хотела мне отомстить: я арестовал за мошенничество ее папика.

– Знаю, я проконтролировал этот случай.

– Проконтролировал? Значит, не доверяешь?

– Я проконтролировал, чтобы получить документы, опровергающие Милези. Иначе его не остановить. Я дал ему понять, что если он попытается опозорить меня, то я опозорю его.

– Спасибо.

– Там кто-то повесил на камин фотографию, где на заднем плане можно различить тебя. Пойди и немедленно ее сними, а не то кто-нибудь заметит, как мы.

– Слушай, мы в этом ресторане были всего один раз. И он намного лучше, чем «Альме». Своди туда Иларию.

– Ошибаешься, друг мой, мы с ней только коллеги.

– Жаль. А я уже надеялся. Она очень тебе подходит.

– Она не женщина, она еще девчонка.

– Постарайся не потерять и ее, Марко.

– Не потеряю.

27 января

Безана торопился в отделение полиции, но не в Бергамо, а в Милане. В школе его сына произвели облаву, и группу подростков задержали за торговлю наркотиками. В эту группу входил и Якопо. По счастью, Марина была еще на Кубе.

Выпрыгнув из вагона метро, он позвонил своему приятелю адвокату.

– Совершенно ясно, – говорил он, – что я не стану прикрывать его задницу. Терпеть не могу родителей, которые защищают своих детей, какое бы преступление те ни совершили. Он за все заплатит сполна, сколько должен заплатить, и баста. Это послужит ему наукой. Нет, я не перевозбужден. Я в ярости, а это