– Гладь, – разрешил Корнелис. Говорить и дышать было совсем просто, только звуки шли глухо, как в подушку.

– Они приехали, да? – спросил первый мальчик.

– Верно.

– Ты пробовал жидкое серебро? – спросил третий мальчик.

– Нет. Я не знаю что это, – ответил Корнелис и вдруг понял, что знает и про серебро, и про жирную глину, и про то, где они лежат в Железке, и про учебник химии, объясняющий как их соединить для получения результата.

– Тогда что же ты пробовал? Зачем ты нам нужен, если так? – спросил первый.

– Не пробовал, и ладно! Пусть его! Тебе бы только пробовать! – сказал второй.

– Знаете такой стих: «Но если твари из тьмы…»?

– Я знаю.

– И я знаю.

– Я тоже.

– Кто помнит продолжение?

Молчание, бульканье воды, световая рябь на опущенных капюшонах. Корнелис сделал шаг к первому мальчику и сказал:

– Я знаю тебя.

– Нет, – отшатнулся тот.

Корнелис протянул руку и указал на первого мальчика:

– Я – это ты.

Капюшон лопнул, как пузырь с чернилами, тьма стекла вниз и Корнелис увидел лицо первого мальчика, свое лицо, только почему-то с едва видными усиками.

– Девятое дракабря. Вчера мне исполнилось четырнадцать. Я наклонился над колодцем, чтобы разглядеть что-то на дне, и вдруг кто-то толкнул меня в спину.

Раздался всплеск, сверху упала толстая золотая цепочка, брошенная в воду рукой в лайковой перчатке. Корнелис ткнул пальцем во второго мальчика:

– Я – это ты!

Капюшон распался лохмотьями и Корнелис свое лицо – дерганное и взрослое:

– Восьмое дракабря. Сегодня мне исполнилось тринадцать. Она подарила мне альбом с марками. Там были такие рыбки. А потом крикнула – смотри, рыбка в колодце. Я… Мне холодно. Глубоко и холодно! – он замолчал, увидев перед лицом сказочной красоты рыбку.

Корнелис посмотрел на третьего мальчика и сказал:

– Я – это ты!

Капюшон зашипел и сморщился обугленным цветком. Когда лепестки осыпались вниз, Корнелис увидел свое лицо с пушком на подбородке и розовым шрамом около глаза:

– Седьмое дракабря. Завтра мне не исполнилось пятнадцать. Они поймали мои бутылки в Татисе. Дурацкая затея, начитался «Детей капитана Гранта». Я сделал бомбу и хотел заминировать генератор в подвале. Баш на баш – я не взорву генератор, а они меня отпустят на все четыре стороны. Бомба взорвалась раньше, – он поднял вверх кисть руки без трех пальцев. – Наверное, они утопили меня в колодце, когда я лежал в отключке.

Мальчики сошлись в центре колодца и положили руки друг другу на плечи. Им больше не нужны были слова. Зачем я им? Зачем они убивают и снова перематывают меня назад? Я вчера увидел слишком многое, похоже, скоро окажусь тут. Не стоит бороться, зачем мне лишние муки – вчетвером мы сможем спасти пятого, который придет следом! Надо бороться, я смогу их переиграть! Как здорово получилось с мятой, это их уязвимая точка! Ключ у Сидбы, не понимаю где, но ключ у него!

Раздался плеск, рука в лайковой перчатке бросила вниз что-то, размером с крупное яблоко. Корнелис увидел брошенное сразу с четырех сторон – его будильник с желтой подводной лодкой на циферблате. На часах было без пяти шесть.

* * *

Он проснулся за пять минут до того, как зазвонил будильник, спрыгнул с кровати и заглянул в корзинку из-под пирожных, съеденных на позапрошлом дне рождения, где, свернувшись калачиком, спал Сидба. Почуяв Корнелиса, лемур проснулся и пискнул. Мальчик накормил его через пипетку молоком и погладил брюшко. Рука зацепилась за кожистую складку на животе. Ключ у Сидбы! Он поднял насосавшегося малыша и осторожно оттянул сумку. Конечно, там не было никаких ключей – сны это просто сны. На розовой, едва опушенной внутренней поверхности сумки Корнелис разглядел странную ранку, состоящую из нескольких точек. Он схватил лупу, всегда лежавшую на столе, и посмотрел на ранку сквозь стекло.

Татуировка. Почти сведенные тетушкой Барбацуцей крошечные, расплывшиеся буквы, не имеющие никакого смысла.

ТАКЛЬ

Корнелис быстро оделся и перекинул через голову ремень небольшой сумки. В сумку он положил бутылку молока и корзинку с Сидбой. За дверью его ждал Мориц.

– Идем, – бесстрастно сказал он.

– Хорошо, – ответил Корнелис и взял Морица за палец.

Они спустились вниз, пересекли двор и остановились возле колодца. Тетушки ждали их. Ночь прошла бурно, они совсем перестали походить на респектабельных старушек. Их волосы были всклокочены, изодранные платья криво сидели на угловатых фигурах. Тетушку Парандоллу трясло мелкой дрожью.

– Ведь они не люди, Мориц? – прошептал Корнелис. – Они – твари из тьмы?

– Верно, – ответил Мориц.

– Пожалуйста, не отдавай меня им.

– Они отдают приказы. Главное – маяк.

– Главнее меня?

– Главное – маяк.

Корнелис отпустил его палец и сделал два шага вперед. Тетушки следили за ним настороженно, но без страха, как за маленьким зверьком, который не способен причинить серьезный вред.

– Давайте! – выкрикнул Корнелис. – Я вас не боюсь. Утопите меня в колодце, чтобы потом перемотать и начать всё это заново?

Они перекинулись взглядами. Тетушка Такуццуна посмотрела на тетушку Барбацуцу:

– Мальчик многовато знает, сестричка, ты не находишь?

– Это ненадолго, – хрипло ответила тетушка Барбацуца, разминая пальцы. – Иди ко мне, мальчик.

– Мориц! Убирайся! – скомандовала тетушка Парандолла. Мориц, чуть помедлив, отошел.

– Твари из тьмы! – бросил им Корнелис и удивился – лица тетушек исказились страхом.

– Давайте уже закончим этот дурацкий спектакль! – завизжала тетушка Парандолла.

«Такль! Такль! Такль!» – подхватило эхо, превратив истеричный визг в слово, полное глубочайшего смысла.

Такль!

Остров, теплый остров, где Корнелис был рожден.

Такль!

Остров, жители которого носили в себе редчайший дар.

Такль!

Остров, с которого Корнелис был похищен тварями из тьмы.

Корнелис закрыл глаза и увидел сияющий белый круг. Он даже удивился – разгадка всегда была перед его носом, невидимая вблизи. Он свернул этот круг восьмеркой, разорвал пополам, переплел гибким крестом. Он сам был источником силы, живым носителем люмистона. Он сам Маяк. Корнелис рассмеялся и открыл глаза. Волна живого света хлынула во все стороны и сдула тетушек, как ветер сдувает уродливые, скрюченные осенние листья:

– Я вас не боюсь! Сгиньте! Я сам себе свет!