«Штуки» подбили головной Т-34, который заблокировал выход остальным вражеским танкам. Тогда русские попытались выбраться через другой выход. Стало ясно, что они угодили в мышеловку. Мы давили на них с обеих сторон и подбивали танк за танком. Затем в небе снова появились наши «Штуки». Мы быстро дали несколько выстрелов из ракетницы. Первая «Штука» сбросила бомбы буквально у нас перед носом. Две другие сделали еще один заход на наземные цели.

Вместе с нашими летчиками мы уничтожили отряд русских танков. Ни одной вражеской боевой машине не удалось уйти.

Затем внезапно началась суматоха и спереди к нам начало что-то приближаться. Небо потемнело от дыма. Мы оказались в эпицентре какого-то треска и грохота.

Это заиграли свою партитуру «сталинские оргбны» («катюши»), чьи огромные силуэты появились и вскоре скрылись за горизонтом. К сожалению, нам не удалось броситься за ними в погоню, потому что стало темно и вечер сменился ночью.

Наш первый танковый бой на холме стал лишь прелюдией к одному из самых тяжелых оборонительных сражений на излучине Дона. Вскоре наш батальон оказался на реке Чир, затем вырвался из клещей противника, наступавшего на Морозовск и Тацинскую. Мы отбили атаки русских частей и не допустили окружения соседних соединений немецких войск.

После короткого сна в деревенской мазанке мы загрузили боевую машину боеприпасами, набив ее под завязку. Мы получили две буханки хлеба, несколько банок консервированной колбасы и, по примеру местных русских, набили карманы семечками. Взревели моторы. Мы взяли с места, поднимая фонтаны снега, и устремились навстречу суровой русской зиме.

Впереди невозможно было что-либо рассмотреть. Нам приходилось глядеть во все глаза, чтобы не нарваться ненароком на вражеские войска. Засады русских могли находиться где угодно – в узких оврагах и за возвышенностями. Природных укрытий не было – никаких деревьев, даже отдельного кустика. Снег искрился под холодным зимним солнцем, над замерзшими равнинами гулял ледяной ветер. Нашим домом стал для нас наш танк, «наша борзая», как мы его называли.

Наш участок передовой протянулся по берегу реки Чир. Каждый день советские войска пытались прощупать нашу оборону и прорваться силами своих танков на наши позиции. Каждый раз, когда перед нами появлялись русские танки Т-34 и КВ-1, они сразу попадали под наш огонь и превращались в горящие факелы на снегу. Для нас самым мучительным было оставаться в замаскированных «секретах» по ночам. Наблюдатель часто погружался в сон и тут же просыпался. Спать хотелось ужасно. Пронизывающий холод и неутолимый вечный голод были причиной мучительного пребывания на границе сна и реальности. Мы давно уже не видели даже хлеба и постоянно мечтали о горячей еде.

Когда мы наконец получили ее, оказалось, что тефтели пахнут бензином, но, несмотря на это, мы проглотили их с волчьим аппетитом.

Спустя 226 часов – без малого 10 суток – мы наконец попали в теплое жилье. За десять дней наш батальон подбил более 400 советских танков[97], не давая противнику прорвать линию обороны на нашем участке фронта.

18 декабря 1942 года. Мы снова находимся в станице Верхнечирской, то есть в излучине Дона. Армейская группа Гота (4-я танковая и остатки 4-й румынской армии) рвется по степям между Доном и Волгой в направлении Сталинграда. Мы получили приказ занять мост через Дон и соединиться с дивизиями Гота. В это же время войска в Сталинграде должны были прорываться из кольца блокады – по крайней мере, нам так сообщили.

Я так и не сомкнул глаз, так как на два часа ночи было назначено наступление. Минутная стрелка часов неумолимо приближается к назначенному сроку. Но настает два часа, но не видно ни малейшего движения. Прошло полчаса. Все по-прежнему тихо. После полтретьего ночи я незаметно засыпаю. Лишь в семь часов пробуждаюсь от рокота моторов. Но мы так и не приблизились к мосту через Дон. Нам пришлось вернуться в то место, где несколько дней назад вели бои. Что же случилось? Ответа никто не знает.

Все вокруг становится белым. С неба беззвучно падает снег. Врага нигде не видно. Видимость отвратительная. Наши танки накрылись снежным покрывалом. В этой белой пустыне ничего не видно на расстоянии нескольких метров. Мы медленно движемся по бескрайней снежной целине, не зная, где находятся войска противника. Мы постоянно останавливались, чтобы лучше присмотреться к окружающему пространству. Но нам удавалось различить лишь покрытые снегом невысокие бугорки, поросшие степной травой, да немногочисленные хаты-мазанки.

Неожиданно услышав звуки пролетающего где-то рядом самолета, мы резко остановились. Впереди, нет, сзади что-то происходило. В воздух взлетели сигнальные ракеты, осветив свинцово-серое небо. Снег прекратился. Наш наводчик Видер, известный под прозвищем «орлиный глаз» – он видел и слышал все, что происходит вокруг, – разглядел самолет «Мессершмитт» Bf. 110. Он пикировал на расположенную впереди деревню, поливая огнем своих пушек и пулеметов дома. Это означало, что там русские. Когда самолет снова стал обстреливать дорогу, мы увидели движущиеся в нашу сторону колонны красноармейцев. Так вот что это было такое.

Мы направились в сторону деревни. Неожиданно слева донеслись звуки стрельбы. Судя по всему, это были 88-мм зенитные орудия. Мы подъехали ближе.

Выбравшись из центра деревни, русские танки двинулись к околице. Дистанция между нами составляла около 2 тысяч метров. Мы заняли позиции за домами. Нам приказали не открывать огонь по противнику сразу. Затем мы снова услышали стрельбу из зениток. Мы не поверили своим глазам.

Танки с сидевшей на броне пехотой выехали из деревни. Я насчитал 10… 20… 30 боевых машин, затем сбился со счета. Однако это были не привычные Т-34. Это оказались английские танки Мк II и Мк IV[98].

Мы перегруппировались для атаки. Мне пришлось остаться у деревенской околицы, чтобы отвлечь на себя внимание противника и вступить в бой с превосходящими силами русских. Оставаясь невидимыми врагу, наши танки выдвинулись на левый фланг.