путём (неизбывной печали), то узы сердца разорвутся, и город окончит своё процветание. Господь будет недоволен, а царство и вера понесут ущерб. Если бы скорбь не касалась подола мужа, наделённого духовностью, и если бы он не был ей подвержен, то его людскую природу следовало бы назвать зверской, а его человечность — жестокостью. Хвала привязанности (шахрбанди), что вынуждает стопу мудрости любого [мужа] спотыкаться о камни этого мира, и заставляет нас выпускать из рук нить сдержанности, и принуждает предаваться различным видам скорби! Несдержанность, проявленная тобой, явилась неизбежным элементом состояния Ограничения (вабастаги)». Многими сердечными советами тот духовный врач исцелил меня13.

За два дня тот избравший странствие (Файзи) отвратил своё сердце от всех и обратился к Несравненному Господу. Он не проявлял признаков сознания. Внезапно Повелитель Мира, ревнитель мудрости, приблизился к его подугике. Тот раскрыл очи и показал своё почтение. Могущественный владыка препоручил его Милосердному Господу и удалился, и в тот же миг брат мой отошёл на Небеса. В своих великолепных творениях он так описывал последний путь.

Файязи14, отбрось нить эту.

Трепещет твоя птица15 (?), замкни её в клетке.

Покинь заброшенное поле, Покинь, о жаждущий, сей океан.

Хвала Шахиншаху, Истины искателю, Жемчужине океана, небес великолепию. Он — жемчужина, где мир вбирает радость. Твоё правление — небес вино хмельное. Я — музыкант, чьи ноты кровью писаны; Моё перо — словно регистр органа. И если пир, где твоя дружба — кравчий, Покину я, останется там песнь.

Разносчики кувшинов чудеса творят. 675

Нет музыкантов, но музыкой пир полон16.

Никто не в силах столь продвинуться, как я (?); Сие — свершение сердца, а не тела.

Что могут причинить мне пронырливые люди?

К чему они покалывают лик тигра?

Я свой насытил взор священным пиром.

Обрёл я благо святого рода.

Те, что по улицам бредут, подобно псам, —

Лишённые горла (немые) трупоеды;

Для меня они — стервятники Эпохи.

Пускай же на навозной куче клюют падаль!

Я ж отопью с Иисусом глоток жизни17;

Просил я жизни длинной, как у Ноя,

Когда исторглось это слово из моей груди,

Явился Хизр18 и отмерил мне свой срок жизни.

Если вознесут меня в моей удаче парки, Жизнь долгую моим словам они назначат.

Владыка Мира вознамерился отправиться на охоту. Приготовившийся к последнему пути (Файзи) выразил желание, чтобы автор сей книги испросил дозволения отсутствовать четыре дня и побыл близ него [Файзи]. Когдая попросилоб этом19, Его Величество отказался от своего намерения. На четвёртый день он [Файзи] отвернулся от рода людского, и обнаружилось знание им тайных явлений. [Ибо] за четыре месяца перед тем, в начале болезни, он сочинил такое четверостишие.

Гляди, какую злую шутку небеса сыграли.

Птица сердца моего в атаку ночью ринулась,

чтоб клеть свою покинуть, Ту грудь, где небеса могли вместиться, Терзает боль, когда вдохну вполсилы20.

В течение изнурительной болезни с уст умирающего несколько раз сходил следующее двустишие:

Пусть даже все миры совместно будут биться, Не исцелится нога одного больного муравья21.

С давних пор он испытывал тягу к уединению и последовал путём молчания. Невзирая на старания Шахиншаха [воодушевить его] он не завершил пятерицу22. Он сам так говорит об этом:

Немало караванов вышло, ибо небеса

Допрежь не слышали такого перезвона колокольчиков.

Своё перо я к птичьей ножке23 прикрепил;

Замыслил я создать пентаду.

Не подходил он к атмосфере неба,

Но встал на полпути из-за тяжёлой ноши.

Я понял, что голуби с стопами оперёнными24

Не в силах прикоснуться к эмпиреям,

Не попади стопа его в ловушку.

Была б надежда, что принесёт он весть

О семи караван-сараях и четырёх переходах (?)25.

Пять паланкинов погрузил я на верблюдов,

Ещё там было четверо невест и семь шатров (?).

676

На полпути я роздал их.

Когда-нибудь, коль отдых предоставит мне Судьба, Я принесу их все, поочередно, к подножью трона.

Свою я душу мыслью оросил,

Что, прежде чем впаду я в сон,

Коль не отвергнет небо мой обет,

Верну Билкис в объятья Сулеймана26.

Теперь же приведу отрывок из каждой поэмы, полученной мной27.

696

Радостным событием стал брак принца Султан Даниила. Вечером 22 михра (14 октября 1595 г.) состоялся пир радости, и тот букет удачи соединился с дочерью Рай Мала, сына Рая Малдео. 2 абана [25 октября 1595 г.] состоялось солнечное взвешивание. Настало [общее] ликование, и Его Величество был взвешен против двенадцати предметов. Вновь открылась дверь щедрости. В сей день Рустам мирза получил соизволение отправиться в Читур. Поскольку его представители в Мултане отбросили нить справедливости, Мултан был превращён в государственную территорию и передан Ходжа Мукиму. Амин-ад-дин сопровождал его (Рустама), дабы невежественный тюрк28 не притеснял слабого. Из-за хвори (табах-сераи) своего спутника он отправил его из Сирхинда назад.

В это время скончался Хаким Хамам. На протяжении двух месяцев он страдал от хандры (дикк ранджури), а 16 (абана) [7 ноября 1595 г.] умер. Его лик сиял благородством, [он] являлся жемчужиной чистоты, а речь его ласкала слух. Он много сделал для людского процветания, обладая знанием характеров и некоторым знакомством с медициной. Его возвысили почётной должностью бакавал беги (распорядителя кухни). [Повелитель Мира] молил о прощении его [грехов] и утешил его родичей [сердечным вниманием и трогательными] милостями.

Глава 124

Раджа Али-хан, правитель Хандеша, присоединяется к победоносным войскам

697

Он постоянно толковал о службе, но предпринятые им деяния не уравновешивали его слов. Царская хутба1 в его владениях читалась только в присутствии послов [Акбара], и он обезумел от своевольных мыслей. Когда Хан Азам отправился на заво

евание Декана, названный [раджа] и некоторые мятежные деканцы вступили с ним в сражение, в чём горько раскаялись впоследствии. Он постоянно пребывал в страхе и искал средство спасения. Когда малик-аш-шуара Шейх Абу-л Файз Файзи отправился к нему с [добрым] советом, тот вышел из своего помрачения и с новым походом Шахиншаха на завоевание Декана обрёл новую мудрость. Его посланцев призвали в Присутствие [Акбара], и страхи [неуравновешенного] рассеялись благодаря клятвам и обещаниям. Когда принц Султан Мурад свернул шатры, намереваясь отправиться из Гуджарата в Декан, а с ним выступили Шахрух мирза, Хан -хапан, Шахбаз-хан и иные военачальники Мальвы, ему пришла благоприятная