— Если демоны жили в лесах, — промолвила Анна, — то почему переселились в рудники? И когда это произошло?

— Когда? Точно не знаю. Но сдается мне, когда мы принялись вырубать леса, несколько веков назад. Мы начали уничтожать их жилища.

— Разве они не стали бы сопротивляться? — спросил Поул.

— Могли бы, будь они и вправду демоны — или будь такими же, как и мы. Однако мне кажется, это крайне миролюбивый народ. Вы же видели, как они отнеслись к нам, как заботились о нас, когда нам стало плохо, — хотя мы испугали их ничуть не меньше, чем они нас. Ведь агрессорами-то были мы! Это мы вытеснили их в заброшенные рудники.

— Но не предполагается же им так и прозябать там до скончания дней? — воскликнула Анна. — Не следует ли помочь им, вывести их к нормальной жизни?

Доктор покачал головой.

— Берегитесь миссионерского духа, моя дорогая. Наши горные соседи хотят, чтобы им позволили жить своей собственной жизнью. Да и все равно не думаю, что они выживут, если попробуют смешиваться с нами. Их племя и так уже проиграло и неустанно сокращается в числе.

— Откуда вы знаете? — удивился Поул. Дарвин пожал плечами.

— Признаюсь, отчасти это лишь догадки. Но раз уж это племя не выдержало состязания с нами в прошлом, то и впредь едва ли победит в битве за жизненное пространство. Я говорил вам там, на горе, Джейкоб, что в природе слабые всегда вымирают, а сильные процветают. Все время происходит что-то вроде отбора сильнейших.

— Это ведь невозможно! — возразил Текстон. — С самого начала мира не хватило бы времени, чтобы описанный вами процесс столь разительно изменил природные пропорции живых существ. Согласно епископу Ашеру[50], мир наш создан всего лишь за четыре тысячи четыре года до рождения Господа.

Дарвин вздохнул.

— Да, я знаком с теорией епископа. Но если бы он хоть на миг поднял голову и осмотрелся вокруг, то понял бы, какую чушь несет. Да стоит только взглянуть на водопад в Хай-Форс, всего-то в тридцати милях отсюда, и вы поймете, что для того, чтобы выдолбить русло в скале, потребовалось бы не менее десяти тысяч лет. Мы живем на очень древней земле — что бы там ни заявлял славный епископ.

Анна с усилием поднялась на ноги и подошла к окну. Гора тонула в густом тумане.

— Так они все же люди. Надеюсь, им тоже ведомо счастье, даже в холодных темных пещерах.

— Думаю, ведомо, — заверил ее доктор. — Когда мы увидели их в первый раз, они плясали, и вид у них был отнюдь не несчастный. А иногда по ночам они выходят оттуда — боюсь, правда, что ради того, чтобы украсть у вас парочку овец. Но неизменно возвращаются домой до первых лучей солнца. Бедняги боятся наших агрессивных инстинктов, боятся нас, жителей наружного мира.

— И что же нам с ними делать? — спросила Анна.

— Оставить в покое, предоставить жить, как знают, — отозвался Дарвин. — Я уже пообещал это краснолицему демону, когда мы начали обмениваться медицинской премудростью. Он хотел получить от нас гарантию, что мы не станем их тревожить, — и я дал ему слово. А взамен он одарил меня целой сокровищницей знаний о растениях высокогорий — если только я сумею удержать все эти факты вот здесь до того, как запишу их.

Он похлопал себя по голове.

Анна отошла от окна, снова села и вздохнула.

— Они заслужили покой. Отныне, если я даже услышу крики и увижу огни на горе, мне хватит здравого смысла промолчать. Раз они хотят покоя — они его получат.

* * *

— Итак, Эразм, я в очередной раз пустился по ложному следу. Хотелось бы мне, чтобы Томас из Апплби был еще жив — с каким бы удовольствием я его придушил! Весь этот вздор про сокровище Одирекса — а мы так ничего и не нашли.

Поул с Дарвином, по уши закутанные в теплые плащи, сидели в карете. За окном падал легкий снежок. Экипаж медленно спускался в долину Тис, держа путь на восток, к прибрежным равнинам, что уведут путников обратно на юг, в Личфилд. До Рождества оставалось всего три дня, и Анна Текстон собрала гостям в дорогу огромную корзинку всевозможной снеди и питья для подкрепления сил. Доктор как раз открыл крышку и с воодушевлением исследовал содержимое.

— Я же с самого начала вам говорил, — произнес он, — что сокровище, которое угодило бы Одирексу, должно было принадлежать к разряду чего-то совсем уж необычного. Спросите себя, что пришлось бы по вкусу Королю Ненависти? И почему его вообще прозвали Королем Ненависти?

— Будь я проклят, коли знаю! Меня интересует только одно: там ничего нет. Если сокровище когда и существовало, его, верно, давным-давно разграбили.

Дарвин застыл с цыпленком в одной руке и рождественским пудингом в другой, переводя взгляд с одного на другое и явно не в силах сделать выбор.

— Ошибаетесь, Джейкоб. Там было сокровище. Вы сами видели его, а я вступил с ним и в более близкий контакт. Разве не понимаете, демоны сами по себе и есть сокровище Одирекса. Или, скорее, носят на себе это сокровище.

— Носят на себе? Овечьи шкуры?

— Нет, это сокровище не увидеть глазом, Джейкоб. Болезнь. Демоны переносят чуму. Вот что обнаружил Одирекс, найдя их. Не спрашивайте меня, как он сам уберегся. Но именно это средство он и пустил в ход, чтобы избавиться от римлян. Если вы обратитесь к истории, то обнаружите, что году этак в четыреста тридцатом — вскоре после того, как римляне покинули Британию, — в Европе разразилась большая вспышка чумы. Считается, что это была бубонная чума — как Черная Смерть в четырнадцатом веке или Великая Чума в Англии сто лет назад. Теперь же я уверен, что это совсем другая болезнь.

— Эразм, погодите минуточку. Если демоны переносят чуму, почему все обитатели Кросс-Фелл и окрестностей не повымерли?

— Потому что за многие сотни лет у нас развилась невосприимчивость. Опять-таки процесс отбора в действии. Те, кто смог сопротивляться чуме, выжили, остальные погибли. Я и сам свалился было, но благодаря природной сопротивляемости да еще снадобью, которое дал мне выпить краснолицый демон, отделался всего-навсего очень неприятным днем. Если бы я подвергся воздействию этой болезни впервые, как произошло с римлянами, то сейчас лежал бы в могиле.

— А почему вы полагаете, что это не бубонная чума? К ней вы оказались бы не столь невосприимчивы?

— Не знаю. Но мне стало плохо уже через несколько часов после встречи с демонами — для бубонной чумы слишком короткий срок.

— Да, — согласился Поул. — Я и сам понял бы, подумай хорошенько. Так Одирекс использовал свое «сокровище» против римлян? И можете вы себе представить, как это на них сказалось?

— Вы меня не видели, — произнес Дарвин. — А ведь меня болезнь едва коснулась. Вероятно, Одирекс явился в римский лагерь в обществе демонов и заразил врагов — быть может, хватило простого прикосновения к оружию, а может, требовался и непосредственный контакт, что тоже было бы нетрудно устроить. А потом, через двенадцать часов, в римском стане воцарились агония и гибель. И вы еще удивляетесь, что его прозвали Odii Rex, Король Ненависти? Или что римляне страшились его сокровища настолько, что предпочли вообще бежать из этих краев? Но было уже поздно. Они унесли болезнь с собой в Европу.