Рассвет 10 апреля стал свидетелем французского штурма «Элиан-1», в точности, как и планировал Бижар. Термин Бижара «дирижирование операцией» именно это и означал. Чтобы управлять атакой на «Элиан-1» Бижар приказал своим людям отрыть ячейку на склоне, обращенном к цели, в которой он разместил полдюжины раций, каждая в пределах досягаемости. Там он укрывался следующие десять часов, покрытый песком и обломками от близких вражеских попаданий и «играл» всю битву на своих рациях, как будто они были безбожными музыкальными инструментами. Он прослушивал свои пехотные роты и их сообщения взводам; он разговаривал с начальником артиллерии и передовым авианаводчиком, минометами и танками.

Бижар лично проинструктировал всех ротных командиров накануне вечером: лейтенантов Траппа, Ле Пажа, Перре и Датена из пехоты и минометчика Аллэра. По возвращении в свои подразделения, они в свою очередь, проинструктировали своих командиров взводов. Час «Ч» был назначен на 05.50. Вопреки устоявшейся доктрине, Бижар сознательно избрал тактику коммандос. Пехота действовала очень небольшими подразделениями, продвигающимися как можно быстрее, оставляя очаги сопротивления противника, которые не были уничтожены артиллерией, для зачистки второй или третьей волной коммандос. Серьезным преимуществом этой тактики, по крайней мере в данном случае, было то, что командование Вьетминя не могло организовать свой заградительный огонь, так как французские войска были полностью перемешаны с его собственными. В 06.10, как только серия дымовых снарядов ознаменовала окончание французского огневого налета, ведущая рота лейтенанта Траппа начала подниматься по крутым склонам высоты «Элиан-1», в то время как французские пикирующие бомбардировщики, точно по расписанию, начали обрабатывать позиции противника в тылу «Элиан» и «Доминик», тем самым полностью изолировав поле боя. Однако, вскоре Вьетминь открыл ответный огонь по тылам французов. Рота Траппа была прижата высоко на западном склоне «Элиан-1». Теперь Бижар ввел роту Ле Пажа, вместе с командой огнеметчиков и стрелков с автоматическими винтовками. С Ле Пажем также отправился новый офицер, лейтенант Конбанейр, который спрыгнул с парашютом 8-го апреля. Свежая рота двигалась длинными перебежками, с тяжелыми потерями от вражеского обстрела 120-мм минометов. Группа стрелков с автоматическими винтовками была полностью уничтожена, а лейтенант Конбанейр получил тяжелое ранение в голову. Но Ле Паж и команда огнеметчиков прорвались. Через несколько секунд западный блиндаж «Элиан-1» исчез в реке пламени, за которым последовало черное облако и запах обугленной человеческой плоти. В 14.00 Трапп, Ле Паж и уцелевшие бойцы из их двух рот были на вершине «Элиан-1» и смотрели вниз на восточной склон в направлении Фальшивой горы, где «Хеллдайверы» из эскадрильи 3-F французских ВМС добивали то, что осталось от полнокровного батальона Вьетминя, удерживавшего высоту. В 16.00 Бижар заменил две свои роты на вершине «Элиан-1» на две свежие роты из 2-го батальона 1-го парашютно-егерского полка Брешиньяка, под командованием капитанов Мино и Шарля. Свежие роты спешно окапывались в рыхлом песке на «Элиан-1», когда противник обрушил тяжелый контрудар из минометов и артиллерии по опорному пункту.

Когда 6-й колониальный парашютный батальон докладывал о операции этим вечером, его потери составили 13 убитых, 26 раненых (включая трех офицеров) и 10 пропавших без вести. Это составляло треть от общего числа задействованных сил. Было еще шестеро вьетнамских десантников, которые, пережив шок от штурма, быстро дезертировали.

Обе роты едва успели ознакомиться с тем, что осталось от позиции, когда в 18.45 началась контратака противника. Ей предшествовал сильный артиллерийский обстрел не только самого «Элиан-1», но и района штаб-квартиры и артиллерийских позиций. Генерал Зиап, по-видимому, был готов уплатить цену за «Элиан-1»: с самого начала был задействован весь 98-й пехотный полк 316-й дивизии Вьетминя в составе трех батальонов. Шарль, Мино и их небольшой отряд обороняющихся, оказались в безвыходном положении. Хотя они были полностью вооружены автоматическим оружием, они были неспособны достаточно быстро скосить наступающие волны пехоты противника. К 20.00 когда авангард Вьетминя достиг вершины высоты, французы на «Элиан-1» продолжали сражаться небольшими изолированными группами.

Вскоре после 21.00 были ранены оба командира рот (это было второе ранение Мино за пять дней) и «Элиан-1» остался без управления. Бижар, наблюдавший за агонией позиции с ОП «Элиан-4» решил ее отстаивать. Отчаянные обращения по рации были направлены в контратакующие роты, организованные на постоянной основе во всех воздушно-десантных батальонах. Первой частью, откликнувшейся на призыв, был 1-й парашютный батальон Иностранного легиона, который отправил две небольшие роты по пятьдесят человек в каждой, под командованием капитанов Мишеля Брандона и «Лулу» Мартена в пылающую топку на вершине «Элиан-1». Одновременно генерал Зиап бросил в бой четвертый пехотный батальон.

Затем произошло нечто очень странное, Нечто такое, что по воспоминаниям тысяч людей, слышавших это в ту ночь, редко случалось раньше в Индокитае. Когда сотня легионеров и французских десантников прорвалась через низкую седловину между «Элиан-4» и «Элиан-1», они начали петь. Некоторые из песен французских десантников на самом деле, являются переводами песен десантников немецких, и теперь, когда они рванулись вперед, немецкие легионеры пели со своим серьезным тевтонским акцентом, в то время как французы пели на своем родном языке. На мгновение в битве, казалось, наступило короткое затишье — даже противник, казалось, пытался распознать новые странные звуки. Но песня и певцы растаяли в перестрелке на вершине «Элиан-1» и Бижар решил бросить в бой последние наличные резервы: 2-ю и 3-ю роты 5-го вьетнамского парашютного батальона. Это был тот самый батальон, который покрыл себя позором у брода Бан Ке Пхай 15 марта. Очищенный от своих ненадежных элементов и усиленный некоторыми французскими кадровыми военными, оставшимися от распавшихся батальонов тай, они очень хорошо зарекомендовали себя в предыдущих боях за «Югетт» и Пять холмов. И все же почему-то их больше никогда не воспринимали всерьез. Теперь пришла их очередь быть принесенными в жертву на «Элиан-1». Маленькие вьетнамцы и их французские кадровые бойцы непоколебимо начали подъем, и они тоже пели. В 1954 году вьетнамская армия была еще молодой армией. У нее были собственные знамена и национальный гимн. Но до сих пор никто не нашел времени, чтобы снабдить эту армию зажигательной походной песней, которую можно было бы орать во всю глотку, хотя бы для того, чтобы заглушить свой страх. Но была одна песня, которая тогда все еще была в культурном багаже каждого вьетнамского школьника, и это был французский национальный гимн, «Марсельеза». Когда вьетнамские десантники, в свою очередь появились на выжженной огнем седловине между холмами, внезапно, в первый и последний раз за время войны в Индокитае зазвучала «Марсельеза». Ее пели, как во времена Французской республики, когда она была написана, чтобы стать ее боевым гимном. Ее