— Тебе это отлично известно. Поэтому этот ублюдок и пытается разбить вывеску.

Феликс улыбается спустившемуся с лесенки Трасо.

— Пожалуй, мы можем оставить даме ее вывеску, — говорит он. — Впрочем, не великоват ли член для такого маленького лупанария? На что надеется твой хозяин? Что вниз по улице стечет отребье, которому не хватает деньжат на моих шлюх? — Феликс поворачивается к пьяным зевакам. — Каких баб вы предпочли бы трахать? Эту толстуху, — он показывает на Марию, — или одну из моих девочек?

В толпе раздаются смешки. Ипстилла смеется, но Телетуза выглядит недовольной. Амара подозревает, что испанку не слишком радует перспектива провести ночь с кем-то из собравшихся пьяниц. По крайней мере, в этом они единодушны.

— Можешь трепать языком сколько влезет, — говорит Мария, выпятив подбородок. — Меня так просто не проймешь. По-твоему, меня толстой никогда не называли? Так вот, моя большая толстая задница не сдвинется с этого места.

На сей раз смешков удостаивается Мария. Феликс кивает и искривляет губы в жестокой улыбке.

— Тут у вас и привратника нет? — спрашивает он, демонстративно оглядывая улицу в поисках несуществующего защитника Марии. — Невысоко же тебя ценит Симо, если торгует тобой прямо на улице. Мало ли что может случиться. Стоит отвлечься на минуту и бах! — он щелкает пальцами, — кто-то украл твои товары. Или повредил, — добавляет он, со значением глядя Марии в глаза.

Амара впервые замечает, что за бравадой Марии скрывается страх.

— Если я такая уродина, чего же ты стараешься запугать меня своими угрозами?

Феликс кланяется.

— Уверен, что после твоей сегодняшней сцены к тебе косяком пойдут все местные мужчины.

В ответ пара пьяных зевак проталкиваются к маленькой темной кубикуле Марии, и та со страхом осознает, что не сможет ни ограничить, ни сдержать своих клиентов. «Должно быть, он сильно ее ненавидит, — думает Амара, — если позволяет Симо заработать только ради того, чтобы ее напугать». Она боится, как бы Мария не разделила судьбу Драуки.

Феликс поворачивается к оставшимся мужчинам:

— Если предпочитаете воде вино, то лупанарий в той стороне.

Большинство из них собирались лишь поглазеть на скандал и разбредаются прочь, не желая платить за развлечения, но парочка зевак увязывается за Феликсом и волчицами, и они всей толпой высыпают на узкий тротуар. Ипстилла и Телетуза встревоженно переглядываются. Не ожидает же хозяин, что после своего выступления в великолепном особняке они станут ублажать этих жалких пьяниц?

— Почему она ходить наверх? — Ипстилла ловит его за руку и показывает на Амару. — Она лучше в лупанарий. Мы сегодня делать тебе больше деньги.

Феликс отвешивает Ипстилле тяжелый подзатыльник. Та, взвизгнув от боли, ошеломленно смотрит на него. Она еще не привыкла, что у хозяина нет любимиц.

— В отличие от тебя, она не устраивала грызню на улице, как бешеная сука, — говорит он. — И не смей больше перечить моим решениям.

Они возвращаются в лупанарий, и Феликс обращается к стоящему на дверях Парису.

— Первым делом забери у них одежду, — говорит он, показывая на вернувшихся с пира девушек. — Не хочу, чтобы ее разорвали.

Он щелкает пальцами перед носом Амары, и та следует за ним, не в силах оглянуться на Дидону, оставшуюся с пьяным сбродом.

— Жалкая собачонка, — зло бросает ей вслед Ипстилла. — Ты ему наскучишь.

Феликс молча поднимается по лестнице, но останавливает Амару, прежде чем она уходит в чулан.

— Сегодня танцовщицы заработали больше тебя?

Он обращается к ней впервые с тех пор, как рассказал ей о своей матери.

— Да, — говорит Амара, стараясь не выдавать волнения.

Феликс прислоняется к стене и оглядывает ее с ног до головы. Судя по ненависти в его глазах, он никогда не простит ее за то, что она видела его слабость, и всегда будет мстить ей унижением.

— Сегодня свидание с богатеньким мальчиком? Тебе не помешает хорошенько выспаться. Выглядишь усталой. Как Кресса. — Он вдавливает палец Амаре в щеку, проверяя ее мягкость, будто она фрукт на рынке. — Милое личико. Никто не стареет быстрее, чем шлюхи.

Туалетный столик Друзиллы напоминает Амаре о роскошных утренних часах, проведенных с Сарой в доме Плиния. Она понимает, что куртизанка выказывает ей немалое расположение, допустив ее в свою спальню. Талия, любимая служанка Друзиллы, причесывает ей волосы. У девушки темная, как у хозяйки, кожа и ловкие, проворные пальцы. Друзилла уже рассказала, как сложно было найти служанку, знающую, какие прически лучше всего подходят для ее волос, и как дорого она ей обошлась. Талия слушала ее молча, не выдавая своих чувств и не показывая, каково было отправиться в Помпеи из самого Аксума, чтобы прихорашивать незнакомку.

— Меня привезли сюда в раннем детстве, — говорит Друзилла. — Свою семью я почти не помню. Мой хозяин Вераний стал для меня всем. — Она поглаживает золотой браслет на плече. Амара никогда еще не слышала, чтобы она столько рассказывала о себе.

— Это был его подарок? — спрашивает она.

Вместо ответа Друзилла снимает тяжелый браслет в форме змеи с глазами, инкрустированными сверкающими самоцветами. Надпись на его внутренней стороне гласит: «Рабыне от хозяина». Налюбовавшись, Амара отдает его назад.

— Должно быть, он сильно тебя любил, раз приказал изготовить для тебя такой красивый браслет, — говорит она.

Друзилла снова надевает его на плечо.

— Я была пятой женщиной, которая его носила, — говорит она. — Некоторых из них я знала. — Она улыбается при виде выражения лица Амары. — Мне рано довелось узнать, каковы мужчины. Четвертой была Прокрис, служанка его жены. Она меня воспитала. Когда я выросла, ей пришлось передать его мне вместе с его благосклонностью. Он разбил ей сердце.

Амара не знает, что ответить. Друзилла только что сказала ей, что Вераний стал для нее всем, но, судя по ее рассказу, он был таким же чудовищем, как Феликс.

— Я любила его, — говорит Друзилла, словно прочитав ее мысли, — и я его презирала. Какие еще чувства можно испытывать к мужчине, который все дает и все отнимает?

— Наверное, он благоволил к тебе больше всех, — предполагает Амара. — Ведь ты сохранила браслет, а он освободил тебя.

Друзилла смеется.

— Ты бываешь такой же наивной, как Руфус! — говорит она. — Я пережила его, вот и все. Мне просто повезло. Умри он, когда это носила Прокрис, и она, без сомнения, получила бы свободу, а я бы расчесывала волосы его вдове.

Талия отходит от Амары и протягивает ей зеркало. Амара поворачивает голову, любуясь своими кудрями.

— Замечательно, спасибо, — благодарит она, бережно кладя серебряное зеркальце на стол. Друзилла кивает Талии, и та выходит из комнаты. — Спасибо, что ты разрешила мне здесь бывать, — говорит Амара после ухода служанки. — иначе я не смогла бы продолжать видеться с Руфусом.