Ричард тоже его чтил, когда выжил и вернулся убивать того, кто лишил его семьи. А теперь моя очередь помнить – око за око. Только и за Ричарда есть кому мстить. Сколько крови должно еще пролиться, сколько жизней оборвутся прежде, чем не останется никого? Я последняя в роду. Значит, две. Его и моя. Стоит ли месть того?

К слову, почему Рэндольфа загодя списали со счетов? Почему отец был так уверен, что старший сын лорда Бенедикта для него не опасен? А может быть так, что Рэндольф пропал во владениях лорда Хейли, просто-таки сметенных чумными – вовсе не случайность? Вдруг военный советник короля, позднее объявивший себя регентом, специально отправил его в самое опасное место?

Получается, что, вызывая того на божий суд, Ричард не просто защищал наследницу престола. Если регент знал, что случилось с Мортейнами, и намеренно отправил Рэндольфа на смерть, Ричард сражался и за своего брата.

А еще получается, что лорд Грей мне солгал – или как минимум умолчал о многом. Едва ли он не знал, что именно произошло тогда в замке и почему мой отец «рыдал как ребенок». Рыдал ли на самом деле? Он всегда говорил, что незачем оглядываться и сожалеть о содеянном. Даже если ошибся, назад ничего не воротишь. Можно разве что попытаться исправить последствия – но для этого надо не оглядываться и сожалеть, а действовать.

Действовать? Уж не за головой ли Ричарда должны были пойти те убийцы, которым платил отец? Рэндольфа-то сочли мертвым. А вот что тела Ричарда не оказалось среди остальных, отец наверняка знал, не мог не знать.

А сам Ричард —насколько он был честен со мной? Ведь одна ложь вовсе не исключает другую. Он и лорд Грей – оба могли меня обманывать, разыгрывая, точно пешку. Глупую пешку, которой можно пожертвовать в свое время.

Что мне думать? Что делать, когда Ричард вернется? И вернется ли он?

И если не вернется, я всегда буду помнить, что последние искренние сказанные слова были о том, как я его ненавижу. Хотя мертвым все равно.

Рэндольф, меж тем, продолжал вести меня по коридорам замка. На миг мне почудилось присутствие хранителя – наверное, мы оказались неподалеку от комнаты, где поселили Акиля. Но тут же мне стало ни до чего, потому что следующую дверь я помнила слишком хорошо.

– Комната моего брата. Не знаю, смог бы я на его месте защитить невестку и племянника. Ричард утверждает, что не успел. Что, когда все началось, он был вовсе в другой части замка, и, пробившись сюда, нашел лишь тела.

А ты, похоже, не знаешь, верить ли ему. Или не хочешь верить, потому что, если поверишь, начнешь винить себя, что был далеко, и твою семью оказалось некому спасать. Винить брата легче.

Но тела или тело нашел Ричард? Если он видел племянника мертвым, значит, тот мальчишка, которого мы нашли, в самом деле чей-то бастард. А если обнаружил лишь его мать и решил, что ребенок тоже мертв? В том кошмаре, что творился вокруг, немудрено было ошибиться.

Кто тот мальчик, которого мы подобрали? Кайл Мортейн или просто сын кого-то из живших в замке магов, а имя – лишь совпадение? Как хорошо, что я могу думать об этом, а не о том, что творилось здесь два года назад по воле моего отца.

Зачем он начал все это? Чего хотел добиться? Не об этом ли были страницы, вырванные из дневников?

– Комната моих родителей, – не унимался Рэндольф. – Впрочем, их тоже застали не в своих покоях, иначе они бы успели спасти Бланш. Отец был в кабинете, мать – на кухне, давала последние наставления на завтра. Из-за гостей, – он горько усмехнулся, – и сборов, распорядок сбился. Обычно в это время все уже спали.

Рэндольф помолчал.

– Они не спасли мою жену и сына, но спасли брата.

И, кажется, ты не можешь ему это простить.

– Они помогли Ричарду пробиться к потайному ходу, а сами остались. Ричард сказал, что отец к тому времени уже не держался на ногах, а мать заявила, что его не бросит. «Жили долго и счастливо и умерли в один день» – так, кажется, говорят? – Его голос сорвался, и снова заговорил Рэндольф не сразу. – Только на самом деле мне кажется, что мать осталась, чтобы дать время уйти Ричарду.

И это ты тоже не можешь простить своему брату. Хотя тот виноват лишь в том, что сделал жертву матери не напрасной.

Как же Рэндольф живет теперь в своем замке? Среди теней и воспоминаний? В замке, где каждый ярд пола был полит кровью его родных? Ричард, похоже, так и не смог сюда вернуться – не просто же так он сказал, что теперь это дом брата. Как же лорд Рэндольф Мортейн приведет сюда новую жену – ведь род должен продолжаться – и будет растить детей?

Мне не в чем себя винить, меня тогда даже в стране не было – но почему я сейчас чувствую себя виноватой? Почему мне так больно дышать, словно легкие сжались, не пропуская воздух?

– Знаешь, что сказал лорд Беорн Ричарду перед поединком? «Последнее, что увидел твой отец перед смертью – как твою мать разложили четверо».

Я не выдержала —зажмурилась, стиснув кулаки. Нет, это неправда, это не может быть правдой! Отец бы никогда…

Отец сотворил такое, что я раньше не могла представить. И неважно, что им двигало. Может быть, и правильно, что королева лишила меня титула, имени? Может, лучше быть никем, чем дочерью человека, способного вырезать всю семью друга? Но тогда я отрекусь и от мамы, и от братьев. Знали ли они? Многим ли поделился с ними отец? О многом ли они догадались сами? Я ведь тоже могла о многом догадаться или спросить, но предпочла не знать.

– И если люди твоего отца так обошлись с моей матерью – очень спокойно, пугающе-спокойно продолжил Рэндольф, – то что мне сделать с тобой?

Ответить мне было нечего – что бы я ни сказала, он не услышит за своей болью и ненавистью. Как еще недавно сама не хотела ничего слышать. И поэтому я просто молча смотрела ему в лицо. Нет, я не буду просить пощады или уверять, будто ни в чем не виновата. Но и покорной жертвой не стану.

– Так что мне с тобой сделать? – Рэндольф схватил меня за подбородок, задирая голову. – Может быть, тоже отдать на