– Нет, – Новицкий покачал головой. – Вы – враг, а я – изменник. Война завершится, и враги перестанут быть врагами, но изменники остаются изменниками навсегда. Мне уже не вырваться из Сибири, Ёхан.

И Табберту наконец стало легче. Да, вот зачем он пошёл к Григорию. Григорий слабее его силой духа, и положение его куда безнадёжнее. Рядом с тем, кому ещё хуже, Табберт ощутил, что его дела не так уж и плохи. Рано или поздно он всё равно уедет в Швецию, и тоска по отечеству не глодала его. А запрет на чертежи… Что ж, это просто препятствие, и не более того. Он, капитан фон Страленберг, найдёт способ преодолеть все затруднения.

По заметённым улицам Тобольска Табберт возвращался к себе слегка навеселе и уверенно хрустел снегом под башмаками. Свежий мороз опалял разгорячённые скулы. Яркие звёзды Сибири горели в небе безжалостно и нелюдимо, словно голодные волчьи глаза в тёмной чаще. Но Табберт не боялся. Он сильный и умный, он храбрый, никаким волкам его не победить.

На крыльце своего дома он обмёл башмаки веником, поднялся в сени, тихонько вошёл на половину хозяев, где все уже спали и слышался храп, вытащил из подпечья пучок лучин и подцепил огонёк с углей, оставленных для него на загнетке. Освещая себе путь, он вернулся в сени и открыл дверь на свою половину. Лучину он сразу воткнул в клювик светца, повесил на гвоздь треуголку и епанчу, сбросил башмаки и обернулся. На его кровати по-татарски сидела Айкони. На колени себе она положила саблю Табберта.

– Айкон? – тихо изумился Табберт. – Что ты здесь делать?

– Заруби меня! – сияя глазами, прошептала Айкони.

Табберт вздохнул, забрал у неё саблю и спрятал её за поставец.

– Это не играть, Айкон, – как ребёнку, пояснил он.

– Я пришла к тебе!

Тень Айкони накрывала всю кровать.

– Я видеть, – усмехнулся Табберт.

– Садись тут! – Айкони похлопала ладошкой по одеялу рядом с собой.

Табберт боком присел на кровать, глядя на Айкони.

– Я тебя! – восторженно сказала Айкони. – Ты князь! Ты мне денег дал, сладким хлебом меня кормил! Я пришла к тебе!

Табберт смотрел на Айкони с лёгкой улыбкой и пытался понять, что нужно этой маленькой дикарке. Она хочет его как мужчину?

– Ты муж, я жена. Ты волос порвал. Бери меня!

Они были вдвоём в горнице, зыбко и слабо озарённой лучиной. В углах шевелилась темнота. На окошках сквозь мутную слюду яркая луна высветила узоры изморози. Под луной русский город Тобольск белел заснеженными крышами, словно стая птиц опустила крылья. А от Тобольска до самого края континента простиралась почти бесконечная зимняя тайга – чудовищная Сибирь, которая измеряется не вёрстами и милями, а годами пути. Стоит ли здесь отказываться от костра, разожжённого случайным попутчиком?

Табберт ласково и снисходительно погладил Айкони по щеке. Хорошая дикарка. Умная дикарка. Молодец. Айкони поймала его ладонь и потёрлась о неё, как кошка о руку хозяина.

– Я красивая! Я буду!

Табберт наклонился и поцеловал её в висок. Айкони зажмурилась с выражением небывалого наслаждения.

– Милая варварка, – по-шведски сказал Табберт. – Ты пришла ко мне в самый нужный час.

Он встал, заложил дверь в сени засовом и дунул на лучину.

В эту ночь волчья стая, обожжённая первым голодом зимы, вышла из заречного леса, пересекла огромную светлую полосу ледяного Иртыша, проскочила сквозь беспорядочные постройки пристани и устремилась вверх по руслу речки Курдюмки вглубь города. Точно узкие тёмные щуки, волки проскользнули под Татарским мостом и под Стрелецким мостом и нырнули на огород того подворья, где жил Табберт. Собаки на подворье от ужаса забились под амбар и даже не лаяли. Волки проникли через заднюю калитку, которую Айкони не затворила за собой, и сразу кинулись в коровник. Они набросились на корову, лежащую в стойле, и мгновенно задрали её. Они рвали тушу быстро, яростно и тихо, словно понимали, что не надо шуметь, а потом друг за другом убежали со двора, роняя с морд капли крови.

Табберт лежал на спине, заложив руки за голову, и улыбался, глядя в потолок. Дом уже остывал, и поверх лоскутного одеяла Табберт натащил на себя старую хозяйскую шубу. Айкони, голая, сидела над ним на коленях.

– Я к тебе жить буду, муж мой, – убеждённо прошептала она.

– Нет, Айкон, – добродушно возразил Табберт. – Нельзя. Ты – холоп. За тобой приходить твой хозяин Симон.

Но Айкони уже всё решила и за себя, и за Табберта.

– Надо бежать вместе в лес! – горячо предложила она. – На Обь хорошо, Юган река, Конда река! Дом строить. Жить. Никто не найдёт, я умею!

Табберт, успокоившись, уже не думал об Айкони. Его мысли вернулись к тому, что было для него важно, – к карте Иртыша. И вдруг в его сознании всё сложилось один к одному: карта – Ремезов – девчонка-остячка. Табберт приподнялся на локте и заинтересованно посмотрел на Айкони.

– Мне нужно читать книгу Симона про твою страну, – сказал он. – Тогда я могу ходить с тобой.

– Зачем? – искренне удивилась Айкони. – Я сама расскажу.

– Нет, мне надо читать. Глазами.

Табберт слез с кровати, подошёл к столу и в белёсом свете из окна пером начертил на клочке бумаги восьмиконечную звезду, какая была выжжена на деревянной обложке ремезовской Служебной книги. Айкони тоже спустилась на пол и встала рядом с Таббертом, приподнявшись на цыпочки, чтобы холодные половицы не студили босые ноги.

– Книга вот такой, – сказал Табберт. – Принести мне её, Айкон.

– Плохо, – ответила Айкони. – Книга чужой.

– Я не возьму себе. Потом верну. А ты принести.

Айкони снизу вверх заглянула в лицо Табберту, словно проверяла, не лжёт ли он, и пальцем провела по его усам.

– Рот говорит правду. Я принесу тебе, князь.

И она тотчас начала одеваться. Незачем откладывать это дело.

Оставшись один, Табберт в некотором замешательстве прошёлся по горнице. Неужели всё разрешится так просто? А почему бы и нет? Табберт почувствовал какое-то мрачное удовлетворение, словно он переломил свою судьбу, хотя и поступил не по правилам. Что поделать, его вынудили. «Я не такой человек, чтобы терпеть насилие над собой и подчиняться запретам, которые никому не нужны», – подумал он со спокойной гордостью.

Он выпил воды, лёг в постель и сразу уснул.

В самый волчий час ночи к нему вернулась Айкони. Она положила на стол большую растрёпанную книгу с восьмиконечной звездой на деревянной обложке, сбросила одежду и нырнула к Табберту под одеяло. Табберт спал на боку лицом к стене и не проснулся. Айкони молча обняла его со спины за широкие плечи и затихла, боясь пошевелиться. Она была полна счастья, что у неё такой большой и смелый мужчина, и этот мужчина – князь.

Семён Ульянович давно хотел потолковать с митрополитом об одном важном деле, но искал удобный случай, чтобы беседовать не на бегу и никто не отвлекал бы от разговора. Случай подвернулся на Крещение 1714 года.