Когда Эван пару часов спустя подбрасывает меня до дома, в руках у меня два бумажных пакета с книгами, я собираюсь подняться с ними на второй этаж и тут слышу:

– Ты выглядишь счастливым.

Улыбка сползает с моего лица. Эти слова кажутся мне обвинением, но я смотрю на маму – она, одетая в пижаму, сидит на диване в гостиной – и понимаю, что говорит она искренне.

Наши отношения стали напряженными с того самого момента, как я заявился домой в три часа утра. Мы вели себя словно соседи по дому, а не члены одной семьи, и потому я удивлен, что она здесь.

– Ага, – осторожно говорю я. – У меня все хорошо.

– Где ты был?

– Уезжал с другом.

– Хорошо… это хорошо. – Она кивает и отводит взгляд, вид у нее почти что ошеломленный.

– Мама? – Я подхожу к ней и кладу пакеты с книгами на пол. – Ты в порядке?

– Я только что говорила по телефону с Луанной. – Это любимая мамина кузина. – Она опять выходит замуж.

Верно, я что-то такое припоминаю.

– Она хочет, чтобы я приехала на свадьбу в марте. Не куда-нибудь, а в Мексику. – Мама говорит об этом, как о чем-то невозможном, и я не понимаю почему. Она все время совершает такие поездки – в Кабо, в Рим, в Париж.

Ее плечи опускаются, она начинает медленно моргать, и глаза у нее становятся сонными, словно она может уснуть прямо сейчас, если я дам ей возможность сделать это, и внезапно я понимаю. Она не усталая – она очень печальная.

И следуя внезапному порыву, я говорю:

– Мама, ты должна ехать.

– О нет. – Она глубже вжимается в диван. – Для этого придется приодеться.

– Но ты же любишь это. – Она качает головой, и я продолжаю убеждать ее: – Ты должна ехать.

– Правда? – От просящейся на лицо улыбки уголки ее губ приподнимаются. – Ты говоришь совсем как твой дедушка. Он может быть очень настойчив… Когда ты пропал, он вел себя именно так. Пытался вытащить меня куда-нибудь, чтобы я общалась с людьми, но он – единственный человек, которого я была способна выносить. И когда он умер… Я не могла никого видеть.

Меня посещает странное воспоминание. Мама без лица в хорошем ресторане. Кто-то говорит ей, что ужасно жалко, что я пропал.

Но, конечно же, это не настоящее воспоминание, я вообразил его, когда был заперт в подвале. Я дрожу, вспоминая, как там было холодно, и снова смотрю на маму.

– Может, теперь все изменится.

– Думаю, будет неплохо… оттянуться.

– Да, конечно.

– Но сейчас неподходящее время для того, чтобы выдергивать тебя из школы. И ты же знаешь Луанну – нас с тобой ждет двухнедельная феерия.

– Но мне совершенно не обязательно ехать.

– Свадьба – не слишком подходящее развлечение для подростка, верно? – И выражение ее лица становится игривым – впервые за все то время, что сохранилось у меня в памяти.

Я от души радуюсь этому и чувствую, что широко улыбаюсь ей в ответ.

– Ну, свадьба это не так уж и плохо. Я вполне могу подраться с одинокими дамами за букет.

Мама весело смеется.

– Тебе действительно становится лучше, правда же, Сайе? Ты почти… почти как прежний?

Восемьдесят два

Когда я загружаю мамины чемоданы в такси, ожидающее у дома, только-только начинает светать. Я собираюсь засунуть сумку поменьше в багажник, и тут из машины быстро выбирается водитель и пытается забрать ее у меня.

– Позвольте мне, сэр.

– Все в порядке, – говорю я и с легкостью поднимаю чемодан побольше. Вау, да я стал куда сильнее. Готов поспорить, я могу одержать верх над Калебом.

При этой мысли я чуть не роняю чемодан.

Я не хочу причинять ему боль – слишком поздно для этого.

Я, потрясенный, сажусь рядом с мамой на заднее сиденье. Вчера вечером она сказала, что подбросит меня до школы по пути в аэропорт.

– Скоро мы отправимся с тобой в путешествие, – говорит она, когда я захлопываю дверцу. – Куда пожелаешь.

Мне трудно представить, что я сажусь в самолет и куда-то там лечу, но думать о таком приятно. Эта мысль не оставляет меня все время в школе, и с ней я сажусь после уроков в пикап Эвана.

По дороге просматриваю мамины сообщения.

Эван кивает на мой телефон.

– Что там у тебя?

– Мама отправилась в Кабо. И прислала мне фотографии.

Он озадаченно наклоняет голову:

– Она поехала в Мексику без тебя?

– Ну да. А ты всегда ездишь на каникулы с родителями?

– Мы, по правде говоря, никуда не ездим на каникулы.

– О…

– Ну, если ты сегодня вечером свободен, то, может, поужинаем у меня?

– Правда? – Эван никогда прежде не приглашал меня к себе. Я улыбаюсь и киваю. – Да, конечно.

На секунду на его лице появляется что-то вроде беспокойства, но очень скоро это выражение исчезает.

Эван как-то сказал мне, что весь его дом может уместиться в нашей большой комнате. Он преувеличил, но не слишком.

Мы пересекаем двор и входим в небольшой синий дом, где меня тут же берут в оборот две собаки размером с пони, которые, должно быть, очень любят знакомиться с новыми людьми. Они лижут мне руки и подпрыгивают, их лапы ложатся мне на грудь.

Эван стаскивает их с меня и ругает таким дружеским тоном, что они скулят от радости и вертятся вокруг ласкающих их рук Эвана. Он, смеясь, скидывает кроссовки.

Я показываю на свои ботинки:

– А мне нужно?..

Он кивает, и я следую его примеру, после чего вхожу за ним в небольшую гостиную, вбирая в себя жизнерадостное окружающее пространство. Ворсистое ковровое покрытие, семейные фотографии в рамках, множество окон и разномастные стулья и кресла. Но тут я замечаю выражение дискомфорта на лице Эвана.

– Что-то не так?

– Все так, – отвечает он слишком уж быстро, и я гадаю, не кажется ли ему, что я смотрю на его дом оценивающим взглядом. Боже, надеюсь, что нет.

– Эван, это ты? – доносится до нас звонкий женский голос.

– Да. Мама, я дома, – отзывается он, и его мать врывается в комнату, подобно фонтану энергии. У нее оранжевое платье и густые черные, собранные на макушке волосы.

– Привет, солнышко. – При виде Эвана ее лицо светлеет, а потом она выжидающе смотрит на меня: – И кто к нам сегодня пришел?

– Это мой друг. – Эван делает небольшую паузу. – Сайерс.

Ее рот немедленно образует неправильную букву О. Такое лицо бывает у людей, только что услышавших какие-то ужасные новости. Она конечно же знает