– Психотерапия подходит не всем, – говорю я.

– Но разговоры реально помогают. – Эван смотрит на меня очень серьезно и настойчиво, его глаза кажутся мне самыми добрыми из всех, какие я когда-либо видел, и неожиданно меня переполняет симпатия к нему.

– Я подумаю над этим.

Семьдесят девять

Я понимаю, что мне не следует курить перед школой, это ясно и дураку, но, когда срабатывает будильник, я тут же пугаюсь непонятно чего, и непонятно почему, мне ужасно хочется затянуться.

Приму душ – и действие травки прекратится.

Успокойся, Сайерс.

Пожалуйста, успокойся.

После душа я все еще дрожу – от холода, от страха. Я не знаю, чего боюсь, но меня охватывает такая паника, что я не способен вынести ее.

Нахожу и набиваю трубку. Делаю затяжку – задерживаю дыхание и выдыхаю.

Кашляю и сильно моргаю. Встаю и качаюсь из стороны в сторону.

Изучаю свое отражение в зеркале в ванной комнате.

Заметно, что я под кайфом? Мне кажется, нет.

Я переживаю либо самый удачный, либо самый неудачный момент в жизни – вот что проносится у меня в голове, когда нас ведут с первого урока по коридору, увешанному сердечками в честь святого Валентина, в классы, где будет проходить тестирование.

Мы с Эваном оказываемся в одной классной комнате. Радостно машу ему рукой, но он в ответ щурится, и я гадаю, а не кажется ли ему, что я под кайфом.

Сев за парту, внимательно выслушиваю указания учителя.

При помощи карандаша снимите печать с вопросника.

Внимательно прочитайте эссе.

Ничего не пропустите.

В вашем распоряжении один час.

Эван тут же приступает к заданию. У него точно такое же сосредоточенное лицо, как и пару недель тому назад, когда он чинил часы восемнадцатого века, стоящие в моей библиотеке. Он разобрал их, не нуждаясь ни в какой инструкции. Затем, сидя по-турецки на полу, изучил детали, как нечто прекрасное, – а потом снова собрал все это воедино, и часы пошли.

Эван отрывает взгляд от своей работы и делает недвусмысленный жест, говорящий, что мне тоже пора приняться за дело.

Я, вздохнув, обращаюсь к вопроснику, но слова словно клонятся на сторону, комната тоже, и не успеваю я выполнить и половины заданий, как учитель говорит, что время вышло.

– Сайерс… – шепчет Эван, выходя из класса на обед. – От тебя пахнет травкой.

– Правда? – нюхаю я рукав.

– Ага. Я вот думаю, может, ты куришь очень уж много…

– Я сделал всего одну затяжку. И я уже не под кайфом.

– Ты понимаешь, что эти тесты очень важны? Ты не можешь окончить школу, не написав их. – Эвана пугает моя успеваемость, и он не упускает случая напомнить мне о моем среднем балле. – И ты не должен курить до школы. Что, если кто-то из учителей унюхает?

Иногда мне кажется, что если бы Эван отвечал за меня, то его список правил был бы длиннее, чем в моей прежней школе-интернате. Внезапно включается мой Внутренний Наблюдатель и указывает на то, что я-в-прошлом не потерпел бы подобных наставлений.

Но сейчас они кажутся мне… приятными. Словно он действительно заботится обо мне.

– Знаю. Ты прав, Эван.

Так оно и есть. В учебе я отстаю почти что на год и потому обещаю заниматься усерднее, тут мы сворачиваем за угол, и я вижу Брию и Гаррета, целующихся у шкафчика. Ее пальцы запущены в его черные волосы, его руки сжимают ей бедра – все это нарушает правила поведения в школе. Гаррет замечает, что я наблюдаю за ними.

Он медленно ухмыляется и опускает руки ниже, обхватывая ягодицы Брии.

Я в смущении смотрю в сторону и встречаюсь взглядом с Эваном, который, вне всякого сомнения, тоже видит эту сцену. Но мы никак ее не комментируем, а просто идем в переполненную столовую.

Обычно я обедаю во вторую смену и с трудом отыскиваю местечко, где можно уединиться на сорок минут, но сегодня мое расписание нарушено. Мы с Эваном встаем в очередь и берем стейки, картошку фри и фруктовый салат.

У кассы Эван быстро показывает какую-то белую карточку и тут же засовывает ее в карман.

– А у меня нет обеденных карточек, – говорю я кассирше.

– Какой у тебя обед? Бесплатный или неполный?

– О-о, э, – заикаюсь я, глядя на Эвана, щеки которого становятся пунцовыми.

– Просто заплати, Сайерс, – говорит он мне, потому что я молчу.

Открываю бумажник и даю кассирше двадцатку.

Взяв сдачу, следую за Эваном к угловому столу, и он знакомит меня со своими друзьями, исключительно парнями. Не помню точно, что я думал о них прежде – возможно, ничего хорошего, учитывая, что все они во время еды смотрят в учебники, – но если все действительно так, то я очень сожалею об этом, потому что они – приятные, искренние ребята, которые стараются подключить меня к их разговору и не оставляют своих попыток, когда я не нахожусь с ответами.

Открываю пакетик с кетчупом и вдруг слышу громкий скрип ножек металлического стула по полу и обнаруживаю, что прямо напротив меня сидит Диллон Блэр.

Восемьдесят

– Привет, – слегка напряженно говорит Эван Блэру. – В чем дело?

– В чем дело? – повторяет за ним Блэр низким злым голосом. – Почему он здесь сидит?

– Все в порядке, – отвечает Эван. – Я его пригласил.

У Блэра отвисает челюсть.

– Значит вы, ребята, теперь друзья?

– Послушай, – пытается успокоить его Эван. – Почему бы нам не…

Блэр поворачивается ко мне.

– Хватит на меня пялиться. Никто с тобой не разговаривает.

Я опускаю глаза. И чувствую, как насторожились друзья Эвана.

– Раз ты сказал ему сесть здесь, – обращается к Эвану Блэр, – значит, можешь сказать и чтобы проваливал.

Все молчат, и Блэр выпаливает:

– Не понимаю тебя, Эван. Ты же все время твердил мне о том, что сделаешь с ним, когда у тебя будет такая возможность.

Я вздрагиваю и поднимаю голову. Это правда? Эван боится встретиться со мной взглядом.

– Сайерс, на самом деле все не так. Просто… – А затем он поворачивается к Блэру и бормочет: – То было раньше. А теперь… посмотри на него.

Блэр неприязненно окидывает меня взглядом с головы до ног.

– Он притворяется. – Я не понимаю, о чем он говорит. – Напрасно ты думаешь, что он не тот, что раньше. Сайерс Уэйт никогда не изменится.

Я воспринимаю его слова как пророчество или проклятие.

– Впрочем, как хочешь… – Блэр громко и цинично смеется. – Просто ты с ним поосторожней. Мы все знаем, что будет с тем,