— Неужели Матвей Иванович… он…

— Да. Пришел в себя и вполне сносно себя чувствует. Думаю, уже через месяц оклемается и сможет приехать в город. — Андрей вдруг упрямо дернул желваками. — Старый дурень! Едва сдержал себя, чтобы не свернуть ему шею при встрече! Манипулятор чертов, наследника он, видите ли, заполучить захотел! Проверить, по зубам ли мне компания! А я столько времени потерял, пока все понял. Еще и ты!

— А что я? — подняла я, поникший было нос.

— Крутилась под ногами! Просил ведь по-хорошему: не лезь, Петушок. Говорил, что сам во всем разберусь! Говорил?

Я вздохнула, спорить с Вороновым всегда было сложно:

— Ну, да. Но ты ведь не знал о Куприянове. И с Людоедочкой… то есть, с Пригожевой чуть не переспал в кабинете. Я хотела предупредить… Не могла молчать.

— Не могла она! Если бы хотел — переспал, и точно не в твоем присутствии. Лучше бы об этом догадалась, вместо того чтобы самолично изобличать преступников. Я тебе не безусый мальчишка! Тебя служебный регламент обязывал слушать шефа и выполнять его указания, точка! Я Валерку сто лет знаю, неужели ты думаешь, что меня нужно на его счет предупреждать?

На это ответить было нечего. Все, что могла, я Андрею уже объяснила.

Он вдруг с силой выдохнул и куснул сухие губы. Повернув меня к себе за локоть, заставил посмотреть ему прямо в глаза:

— Дашка, а если бы ты пострадала? Ты об этом подумала? О девчонках и Степке? Влезла в черт знает что! Еще и о сержанте Лешенко никто не слышал. Только охранник говорит, что был такой — лохматый и с котом.

— Но я не соврала!

— Знаю! Вот что-что, а врать начальству ты совершенно не умеешь.

Ну, я бы с этим поспорила, особенно в свете всего произошедшего. Но Андрей уже и сам прочел мои мысли. Добавил так же твердо, но уже тише:

— Только своему мужу. В этом ты далеко пошла!

Он продолжал цепко смотреть на меня, однако холод уже исчезал из его глаз, а из голоса гнев. Дети, словно чувствовали, из комнаты нос не показывали.

— С первого дня меня раздражала своим упрямством и рыжими волосами, — неожиданно признался. — Маячила перед глазами такая гордая и неприступная, никого не замечая.

Я уже поняла, что назад в «Сезам» мне возвращения нет. Ни к чему возвращения нет, поэтому тоже ответила честно:

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Ну, знаешь ли, ты тоже не был паинькой. Вредный и заносчивый умник, так и хотелось тебя чем-нибудь стукнуть! — Вдруг сообразив, что сказала, выдохнула тяжело: — Вот и стукнула на свою голову…

— Какой есть. Не сахарный. Да еще и многодетный изменщик, бросивший семью. Что, не нравлюсь?

Я промолчала и отвела глаза, чувствуя, как начинают дрожать губы и выступают слезы. Это уже слишком, честное слово.

— Даша? — вот прямо потребовал ответа Воронов. Зачем он ему?

— Нравишься. Сам знаешь, что нравишься.

Андрей провел ладонью по лицу и расстегнул ворот рубашки у горла. Достав из кармана пальто телефон, положил его на полку рядом с моим заявлением. На этот раз сказал без упрека — по-домашнему, что ли. Превращаясь из шефа в того Андрея, каким я его успела узнать:

— Устал, как собака. Перелет, совещание, еще и секретарь нервы мотает… Ты меня кормить будешь? Мне кажется, я сейчас и коня съем.

Что? Я подняла глаза, да так рот и открыла, не уверенная в том, что услышала.

— К-кормить? — уставилась на Воронова. — А ты разве… не уйдешь? — глухо выдохнула, не зная, что и думать.

— Нет, — получила в ответ хмурый взгляд. — Зачем бы я тогда пришел.

— Но как же… Разве ты меня не… ненавидишь, после всего? Ты ведь сам сказал, что не хочешь меня видеть.

Андрей искренне удивился — ведь не могло же мне показаться?

— С чего ты взяла? Да, я зол на тебя и очень сильно, но это не одно и то же. Больше никогда за меня не решай, поняла? Ничего!

— Д-да.

— Я в семье главный. Сойдемся на том, что для меня это важно, — настоял.

— Но я не понимаю, Андрей… Почему?

— Почему я, взрослый мужик, у которого есть свой бизнес, дом, и прошлое — даже, если оно тебе не нравится, стою в твоей прихожей, понимая, что мне больше некуда идти? Тебе что, прямым текстом сказать?

Я кивнула. На другое действие просто сил не хватило.

И ведь даже не засмущалась ни разу. Я не могла поверить, что все происходит на самом деле.

— Не заслужила, Дашка! — рыкнул Воронов, но как-то не очень сердито. Произнес с ворчливым достоинством: — После зумбы и твоих подруг я у тебя даже спрашивать ничего не должен, а просто окольцевать и поставить перед фактом, нравиться тебе или нет.

Я продолжала молчать и смотреть на него.

Он что, простил мне обман? Неужели и правда… вернулся?

Или я сплю?

Видимо, сомнения настолько явно отразились на моем лице, что Андрей выдохнул, опуская плечи и пряча руки в карман пальто:

— Ну что мне, самому кашу готовить, Даш? Снова? Знаешь ведь, что только испорчу.

— Н-нет, не надо кашу, — кажется, я очнулась. — Я приготовлю что-нибудь. Й-я быстро!

— Уж постарайся. Я намерен долго на тебя злиться.

— Долго?

— Очень долго!

Но почему-то сойти с места оказалось трудно. И не только мне. Так и стояли молча, глядя друг на друга по-новому, уже честными взглядами.

— Степан! — неожиданно позвал сына Андрей, наконец первым нарушив молчание. — Хватит подслушивать, иди сюда!

Дверь детской открылась, и Степка тут же высунул из комнаты в коридор рыжую голову.

— Что, дядя Андрей? — звонко спросил.

При слове «дядя» Воронов поморщился, но я скорее ощутила это, чем увидела. Просто в какой-то миг дернулась жилка на смуглом виске и сжались губы.

— Одевайся, только быстро. Жду три минуты или уезжаю сам.

— Ага! Я сейчас!

И ни одного лишнего вопроса от сына или возражения. Забегал по коридору, закрутился юлой в прихожей, натягивая куртку, шапку и сапоги. Мне осталось только удивляться — Степка в жизни так быстро не собирался.