Я только и успела, что услышать рычащее:

— Снова ты?! Я ведь тебя предупреждал…

— А-андрей!

— Мама, ты куда? — остановил меня сын, поймав за руку — Нам же сказали, идти на кухню! Папа вернется, не переживай! Он тебя любит, он мне сам сказал!

— Когда?

— Вчера. А того толстого дядьку я не знаю! — насупился сын. — Пусть катится! И елка нам его не нужна! Пойдем, я есть хочу!

Воронов, и правда, не задержался. Войдя в квартиру, погладил Степку по затылку: «Молодец, Степан! Всегда меня зови!», закрыл дверь и спокойно пошел дальше бриться. Переодевшись в спальне в джинсы и джемпер, пришел на кухню, поцеловал меня в щеку и, как ни в чем не бывало, позавтракал.

— Ну что, одевайтесь, барышни! Нам скоро пора! — неожиданно радостно распорядился, красивый и голубоглазый в это зимнее утро. Взглянув на наручные часы, поднялся из-за стола и вновь меня поцеловал: — Я спущусь на улицу, прогрею машину и вернусь. А ты, лошадка, — подмигнул Сонечке, — когда приду, чтобы была готова, если не хочешь опоздать на встречу с Дедом Морозом! Договорились?

— Да!

Утренник прошел замечательно, хотя я почти ничего не запомнила. Только темноволосую девочку в блестящем костюме желтой пони, которая всем улыбалась и показывала своего папу, даже деду Морозу. И старалась танцевать лучше всех…

Забылся Славка и его визит, забылось вчерашнее совещание. День был солнечный, настроение праздничное, и мы решили забрать Риточку у школы, чтобы всем вместе поехать в большой «Макдональдс». А затем на городскую елку, которую уже успели поставить в центре города.

Я заметила племянницу в группе девочек в школьном дворе и окликнула. Она обрадовалась и побежала нам навстречу, а я, наблюдая за ее приближением, вдруг залюбовалась Олиной дочкой. Какая же хорошенькая она растет, вон уже и мальчишки в ее сторону косятся. Только стеснительная, зато глазки серые-зеленые по-кошачьи распахнуты и горят искренней радостью. Мой преданный маленький друг. Не знаю, как бы я жила без нее…

— Добрый день, дядя Андрей! — прошелестела Риточка, забираясь в машину. — Спасибо, что приехали.

Приехать-то приехали, а вот трогаться с места Андрей не спешил, хотя дети и торопили. Оглянулся к девочке.

— Значит, уже не папа?

Риточка снимала с плеч рюкзак и внезапно растерялась.

— Рита?

— Андрей, не надо, — попыталась я вмешаться, но Воронов меня мягко остановил:

— Даша, помолчи. Мы сами разберемся. Поверь, лучше это сразу решить, чтобы не жалеть потом, — спокойно добавил. — Так как, Рита?

— Я не могу, — прошептала девочка.

— Почему? Разве в моем к тебе отношении что-то изменилось? Я не знакомился с тобой, однажды ты просто появилась в моей жизни, и я поверил, что ты моя дочь. А сейчас я не могу думать о тебе иначе. И не хочу. Мое сердце не хочет.

Дети притихли, а племяшка молчала, опустив глаза — только румянец выступил на молочных щеках. Глядя на нее, я испуганно моргала, а Воронов ждал. И, несмотря ни на что, я его понимала. Как по мне, так каждому за счастье было бы иметь такую дочь.

Ну, нет, еще секунда и вмешаюсь!

— Вы, ошибаетесь. Вы меня совсем не знаете и…и не любите. Вам только так казалось, а на самом деле я…

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Что ты? Что ты сама чувствуешь ко мне? Я тебе хоть немного нравлюсь? Или по-прежнему чужой дядя?

Я сейчас готова была поклясться, что услышала в голосе Андрея обиду. Вот и Рита ее тоже услышала.

— Нет! — вскинула подбородок, не сумев спрятать слезы в глазах. — Не чужой! Вы хороший! Я бы очень-очень хотела иметь такого папу!

Воронов вздохнул и отвернулся. Качнул головой.

— Ох, девчонки, как же с вами не просто. Даже с юными. Одна телефоны покупает, хотя не может себе позволить, вторая — опекает и самые вкусные кусочки подсовывает, а потом я, оказывается, дядя Андрей. Зато с третьей у нас полное взаимопонимание! Правда, Пончик?

— Ага! — с готовностью прыснула Сонечка, не пропускавшая ни словечка.

— Поехали!

— Куда? — машина тронулась, и я очнулась.

— Сначала обедать, а потом в магазин. Зря я, что ли, работал? Пришла пора моих красавиц побаловать!

На центральной городской площади, возле открытого ледяного катка и высокой, пышной елки, украшенной большими шарами и декоративными свечами, гуляло множество людей.

От центра площади во все стороны расходились тяжелые нити неоновых гирлянд с мигающими огоньками, создавая эффект звездного неба. Повсюду звучала музыка, уютно пахло кофе и теплой выпечкой. В стороне от елки установили два больших интерактивных экрана, и стоило какому-нибудь прохожему подойти к одному из них, как он тут же превращался на экране в персонажа известной сказки — кто-то в Серого Волка или Кота в сапогах, а кто-то в Русалочку или даже в Бабу Ягу.

Между экранами стояла зеркальная карета, красиво подсвеченная снизу радужным светом, зеркальная тыква, а на специальном подносе, закрепленном вверху перевернутой трости, вращались ледяные туфельки.

— Они изо льда, ну надо же, как ухитрились сделать! — сказала незнакомая женщина, покивав подруге головой, но светловолосая девочка, в светло-розовой шапке с помпоном, тоже остановившаяся возле праздничной декорации, думала иначе.

Туфельки были хрустальными — они не могли быть другими, пусть об этом и спорили взрослые незнакомки. Совершенно точно хрустальными и такими красивыми, что девочка на них засмотрелась.

По площади бегали дети, улыбались их родители, звучала знакомая мелодия из кинофильма… На душе было так радостно, что у девочки от этой радости замирало сердце и щипало в глазах.

Девочка подошла ближе к карете, увидела в ней свое отражение и, незаметно для всех, покрутила головкой — в ушах красиво блеснули новенькие золотые сережки с камешками. Они были совсем небольшими, как раз для одиннадцатилетней модницы, но Рите, а это оказалась она, они казались необыкновенными. А еще, что их видят все.

Конечно, сережки были не первым в ее жизни подарком — иногда что-то дарила бабушка, а иногда Даша, но это был первый подарок от человека, который захотел быть ее папой. Настоящим папой. И который сказал, что будет очень ждать, когда она его так назовет.