Сеньор Педро на ходу скользит взглядом по моей маме, суетливо кивает отцу. Тот нехотя кивает в ответ. Еще бы, двадцать имперских кредитов – обычная плата каждой семьи «за безопасность» – каждый месяц переходят из мозолистых рук отца в руки этому вонючке с синими щетинистыми щеками. Это не добавляет ему популярности. На нашем ярусе платят все. Лавочники, рабочие, разносчики воды, владельцы магазинов и забегаловок. Всем нужна защита. Все хотят жить.

У дверей в соседнюю квартиру никак не попадет ключом в замочную скважину наш сосед. Сеньор Эдсон Жоау ду Насименту в стельку пьян. Неделю назад их цех закрыли. Еще пятьсот человек оказались на улице. Спрос на сталь в центральных мирах постоянно падает. Металл с астероидов обходится значительно дешевле планетарного. Заводы снижают производство. Об этом с умным видом говорят друг другу безработные в пивных, перед тем как пропить свои талоны на бесплатное питание.

Протискиваюсь в свою комнату. Так называется низкая коробка два на два метра с выдвижным столиком и складным стулом. Решетка вентиляции под потолком – единственное, что соединяет комнату с внешним миром. Окна нет. Окна имеют только дорогие квартиры по периметру дистрикта, начиная где-то с сорокового уровня. Все равно это круто – иметь свою комнату.

Сажусь на откидной стул. Включаю старенький информационный терминал. Сегодня у меня выходной. Я хочу дочитать «Идущие в ночи». Жуткая история про оборотней. Про людей, которые по ночам превращаются в волков. Мама ворчит на меня за то, что я трачу семейные деньги на пользование сетью. Отец по этому поводу ничего не говорит. Он надеется, что я буду удачливее его. У меня восемь классов образования в бесплатной школе. И я много читаю. Все, что могу найти в нашей сети общего пользования. Я смогу, если найду деньги, учиться дальше. Отец не хочет, чтобы я уродовался на сталелитейном заводе. Равно как и на химической фабрике транскорпорации «Дюпон». Как будто у меня есть выбор.

Пока же я подрабатываю где придется. Если повезет – доставляю покупки из местных лавочек. Собираю и сдаю в пункты приема пластиковый мусор. За него приходится драться с постоянными обитателями мусорных коллекторов. Выполняю мелкие поручения местных бандитов. Последить за тем-то, послушать, о чем говорят те-то и те-то. Передать записку. Постоять на стреме. Иногда, когда напивается постоянный уборщик, мою пол в пивной «Веселый лавочник». Все это копейки. Прожить на это нельзя. В Сан-Антонио с хорошей работой трудно.

Мама говорит – мне пора определяться. Я уже взрослый. Я и сам это понимаю, но никаких ближайших вариантов просто нет. Ежедневное выстаивание длинной очереди на бирже труда заканчивается простой регистрацией в базе и выдачей талонов на питание. Хоть что-то.

Пора делать выбор. У дона Валдемара безработицы нет. Ему постоянно нужны новые бойцы. Я догадываюсь почему. Не хочу, чтобы однажды меня нашли с улыбкой от уха до уха. Пару раз я видел, как копы грузили на пневмокар таких «счастливчиков». Даже у меня, привычного ко всему, от такого зрелища мороз по коже.

Еще можно пойти в армию. Вербовщики обещают золотые горы. Ни разу не видел, чтобы кто-то, завербовавшись, вернулся обратно. Может быть, там, куда они уехали, – рай земной, а может быть, их уже черви доедают. Говорят, в случае смерти солдата его родне платят огромную компенсацию. Вроде не врут. Парни рассказывали, как в шестом жилом секторе одна женщина получила такую компенсацию за погибшего брата. На следующий день соседи нашли ее труп за взломанной дверью. Человек с такими деньжищами ниже тридцатого уровня – не жилец.

Про Имперскую армию рассказывают нехорошие вещи. Да и как-то не верится, что, будучи полным быдлом тут, ты вдруг столкнешься с человеческим отношением там. Наш милый городок быстро избавляет от иллюзий. Сказки же мы иногда смотрим по визору. Герои голосериалов приезжают из глухих деревень в огромные мегаполисы, сплошь населенные добрыми, отзывчивыми людьми; влюбляются, женятся, становятся богатыми. Их идиотское карамельное счастье рождает на лицах наших женщин мечтательные улыбки. В реальности приезжий из деревни мгновенно оказывается рабом в публичном доме или в банде. Где и подыхает, сменив несколько хозяев, через пару-тройку лет.

Кроме правительства, полиции, армии, донов и бандитов в Сан-Антонио есть еще одна власть. Все о ней знают. И все стараются не говорить о ней вслух. Для тех, кто еще набожен, городские партизаны – исчадия ада. Они убивают чиновников, полицейских, военных, грабят банки и магазины. От бандитов они отличаются тем, что с ними нельзя договориться. Они говорят, что борются за нашу свободу. Некоторые, особенно те, которым нечего есть, им верят. Но как-то так получается, что каждый день от их освободительных акций в переходах остается больше мертвецов, чем после бандитов, полиции и коммунальных аварий, вместе взятых. Их алтарь свободы просто завален трупами. Отец говорит, что партизан финансируют политики из Английской зоны.

Дельцы из Зеркального пытаются подмять под себя сталелитейные и химические заводы Тринидада. Отец говорит об этом негромко. Если его шепот коснется чьих-то ушей, отец просто исчезнет. У герильос длинные руки. Борцы за свободу, вылезающие на свет из глубин подземных уровней, не любят, когда про них говорят не то, что им нравится слышать. Думаю, что отец неправ. Потому что в Зеркальном тоже есть партизаны. Кажется, они есть везде.

Ни один дон больше не рискует выступать против городских партизан. С ними предпочитают договариваться. Хотя это трудно. Их верхушка спрятана так, что добраться до нее не сможет и сам Господь. Те из донов, кто договариваются с командирами огневых групп, рискуют быть однажды расстреляны в упор или взорваны в своих лимузинах по приказу командира регионального отряда, если тот сочтет, что его подчиненный проявил слишком много инициативы.

Никакая охрана не спасает приговоренного революционным трибуналом. Герильос выпрыгивают из самых неожиданных мест, достают из-за пазухи автоматическое оружие и стреляют в упор. Они дерзки и напористы. Они всюду как дома. Им плевать, что судья получает вторую зарплату и в упор не видит состава преступления. Они – сами себе судьи. Самодельными бомбами, набитыми кусками ржавой проволоки, они с истинно революционным энтузиазмом превращают оживленные проезды в грязные мясные лавки.

Некоторых моих сверстников «пригласили» вести освободительную войну. Они больше не шарят по свалкам, выкапывая обрывки пластика. Они поставлены на довольствие, и им не нужно ходить на биржу. Конечно, если не прикажет командир их группы.

Обычно от таких «приглашений» не отказываются. Попасть в список кандидатов в городские партизаны – все равно что купить билет в один конец. Никогда не знаешь, кто из уличной толпы однажды оттеснит тебя к стене и предложит «поговорить». Может быть, твой бывший друг. Или сантехник в синем комбинезоне.

Городским партизанам тоже платят. Все крупные фирмы в городе отстегивают на народно-освободительное движение. Что не спасает их от периодических сеансов «экспроприации награбленного». Вы находитесь в третьем секторе Второго революционного округа Сан-Антонио. Вы обязаны платить налоги. Революция нуждается в средствах для продолжения освободительной борьбы. Платите? Извините, ваши средства поступают не по адресу. Команданте Себастиан не имеет права принимать ваши налоги. Он из другого сектора. Пожалуйста, откройте сейф, положите руки на голову и лягте лицом вниз… Cтреляем без предупреждения.