покатились по щекам, но, начавшись, уже не останавливались. В моем голосе было столько печали, что я не выдержала и сломалась, когда призналась: — Я ничтожество.

Его рука обрушила на меня серию стремительных шлепков, от которых по коже побежали мурашки.

И я зарыдала.

Все, что я хранила глубоко внутри, вылилось наружу вместе со слезами. Все страхи и неуверенность. Чувство вины. Ненависть к себе.

Магси посеял семена сомнений. Благодаря моей неуверенности в себе эти семена выросли и разрослись, как лианы, захватив все вокруг.

Своим наказанием Максимо убрал беспорядок, который поселился в моей голове. Мои мысли распутались, а сознание стало блаженно пустым. Напряжение спало с моего тела, и я опустилась на стол.

— Это моя девочка, — сказал он, его рука снова шлепнула, но этот удар успокаивал меня, как нежная ласка. — Отпусти все это.

Его слова давали отпущение грехов, а его боль — покой.

Я хотела и того, и другого.

Я нуждалась в них.

— Я поверила ему, — прошептала я, вздрогнув на выдохе. — Я думала, что я тебе не нужна. Что ты уйдешь к кому-то другому. К кому-то лучшему, — я не смогла сдержать обвинения в своем тоне, когда заметила: — Ты не прикасался ко мне. Даже не обнимал меня ночью.

Три дня.

Три дня, когда он был рядом, но так далеко. Не прикасался ко мне. Едва ли целовал меня. Даже не разговаривал.

Ревность скручивала меня каждый раз, когда я видела его с телефоном. Слова Магси эхом отдавались в моей голове, и я думала, не разговаривает ли Максимо с моей заменой.

С новой голубкой.

— Господи, папочка чертовски облажался, — ладонь Максимо провела по моей больной заднице. — Я думал, что тебе нужно пространство, но предоставив его тебе, ты окончательно поверила в его дерьмовую ложь, — он сжал ягодицу, боль усилилась, пока не полились слезы. — Этого больше не повторится. Никакого пространства. Никакого времени. Никакого снисхождения. Никакого сдерживания.

Это должно было привести меня в ужас, но вместо этого я испытала прилив облегчения и радости. Мне было наплевать, что это делает меня нуждающейся или зависимой, я хотела этого. Всего этого.

Всего его.

Отпустив меня, Максимо просунул руку под меня, чтобы нащупать мою киску. Он наклонил свое тело над моим и обхватил другой рукой мою шею. Его твердый член прижимался к моей воспаленной коже, заставляя ее гореть. Заставляя меня гореть.

— И если ты думаешь, что я не обнимал тебя так каждую ночь после того, как ты засыпала, то ты сошла с ума. Я не могу заснуть без тебя в моих руках.

Боже, как же я была глупа.

Продолжая властно прижимать меня к себе, Максимо поставил нас так, чтобы я стояла спиной к его спине. Он стянул с меня шорты и трусики, а затем повернул к стене пустых мониторов.

— Я наблюдал за тобой. Все это чертово время.

Мой пульс бешено заколотился, а в мозгу произошло короткое замыкание.

Он только что сказал…

Несмотря на то что он, должно быть, чувствовал, как бьется мой пульс, он продолжал, ничего не скрывая, как и обещал.

— Камера в твоей гостиной. Была и в твоей спальне, пока у меня не хватило силы воли держать ее выключенной, — прижавшись губами и зубами к моей шее, он поднял голову к моему уху, чтобы прошептать: — Хочешь знать, когда это было?

Нет.

Мне нужно было знать.

— Я отключил ее на следующее утро после того, как увидел, что ты касалась себя между ног. Видеть, как ты трогаешь себя, когда на тебе были мои треники? Это заставило меня кончить сильнее, чем когда-либо прежде. О чем ты думала?

Если на мне в тот момент были его треники, то это был первый раз, когда я думала о нем во время мастурбации. В ту ночь, когда он перенес меня с дивана на кровать.

Облизав внезапно пересохшие губы, я солгала:

— Я не помню.

Его татуированные пальцы, обхватившие мое горло, слегка сжались.

— Ты уже достаточно солгала, Джульетта. Хочешь еще большего наказания?

Стон вырвался наружу. Видеть наше отражение в пустых мониторах было почти так же волнующе, как чувствовать его руку на моем горле.

— О чем ты думала? — повторил он.

— О тебе, — призналась я с тихим вздохом.

Он одобрительно застонал, проведя пальцем по моей влажной коже.

— Хорошо. Потому что каждый раз, когда я гладил свой член, я думал о тебе.

Возбуждение пронзило меня, и я наклонила бедра, желая, чтобы он прикоснулся ко мне сильнее, но его пальцы лишь дразнили.

— Никогда не думай, — продолжал он, — даже на одну чертову секунду, что я не хочу тебя. Я всегда хотел, даже когда не должен был. Всю тебя. Полностью. Каждую частичку.

Этот мужчина подавлял меня своими размерами, прикосновениями, непристойно сладкими словами.

Я не могла больше терпеть.

— Максимо…

— Тише. У тебя было время поговорить, теперь пришло время послушать, — повернув меня лицом к себе, он обхватил мою голову обеими руками, откидывая ее назад. — Я был одержим тобой с тех пор, как увидел на той свалке. Чем больше времени я проводил с тобой, — он мотнул головой в сторону мониторов, — или наблюдал за тобой, тем сильнее росла эта одержимость. Тем больше я нуждался в тебе. Я никогда не мог иметь ничего лучше тебя, потому что лучшего не существует.

Это было слишком. Больше, чем мог выдержать мой мозг, мое тело и мое сердце.

— Максимо…

— Я сказал, тише. Знаешь, почему я стал называть тебя маленькой голубкой?

Я покачала головой.

Его член уперся в мой живот.

— Потому что я знал, что буду держать тебя в своей клетке. Уже тогда я знал, что никогда не отпущу тебя.

А потом он поцеловал меня. Его язык проник внутрь, требовательный, жадный и горячий.

Приподняв меня, он разорвал поцелуй и начал идти. Не в силах оторваться от его губ, я целовала и покусывала его челюсть. Когда я прикусила его шею, желая пометить его, как он меня, мужчина замер. Я подумала, не собирается ли он просто трахнуть меня на полу в коридоре, но после короткой паузы его длинные шаги ускорились.

Моя задница едва успела удариться о кровать от жгучей боли, когда он снял с меня рубашку и лифчик. Я поднялась на колени, но не успела раздеть его. Он опередил меня, сбросив с себя одежду и уложив меня на спину. Его тело накрыло мое, его бедра оказались между моих раздвинутых, а его твердый член прижался ко мне.

Но он не вошел в