Он ненавидел механику жизни, вечное повторение, законизнашивания материи и сил. Когда он, как всегда, начинал чувствовать сладкоепривыкание к месту, к людям, к подруге, его охватывал вид панического ужаса,вероятно страх смерти, переведенный на другой язык, изнанка неистощимой жаждыжизни. После честного бегства, из перемены и безумного стремления к новизневозникало новое повторение, вечная механика, та же техника изменений впостоянном коловращении.

Такой охотник за любовью, собственно, охотится за более илименее осознанным идеалом. Чтобы быть занятым тем, чем всегда был занятКазанова, надо быть в сущности таким же праздным человеком, каким всегда был Казанова.Всегда охотясь за случаем, он всегда убегал от времени. Поэтому неумолимыйохотник мог легко выглядеть как бедный затравленный зверь. Между двух прихотейего мучила великая скука: taedium vitae. Когда он ничего не делал, он долженбыл играть; когда играл, он должен был любить и наоборот; когда любил, ондолжен был путешествовать. Рычащий внутренний мотор толкал этого человека,перпетуум мобиле любви и жизни. Верный нескольким большим страстям, при любойсмене объекта он оставался идентичен самому себе. Все более удовлетворенный, онстановился тем более голодным и жаждущим, чем более изливался. Почти всегдарадостный, даже счастливый, он не был довольным. С течением лет он начал игру ис людьми. Чем больше он обманывал женщин в ощущениях, тем чаще он обманывал ихдрагоценностями, деньгами и вещами, главным образом стареющих женщин.

Несмотря на автоматизм любви, при столь многих связях сженщинами, он не мог не стать знатоком женщин и даже знатоком людей. С их лицон считывал их темперамент и их причуды, их нравы и законы. Сверхвоодушевлениесвоих партнерш в любви, которое он знал как искусственно возбудить и возвысить,временами действовало даже на него, так что он был готов к крайностям,заговаривая о женитьбе, после чего быстро и без рассуждений устраивал концовку,как будто бы хотел покарать женщин за то, что они ему, а не он им так сильнонравились.

Казанова есть превосходное доказательство, что очень многиеженщины никоем образом не являются прихотливыми в любви, а, напротив, боязливы,инертны, в них отсутствует фантазия, они неопытны. Тот, кто добивается женщины,забывая обо всем, кроме нее и себя, имеет большие шансы ее завоевать. Еслиженщина нравится мужчине, то в большинстве случаев и он нравится ей. Это оченьлегко — завоевать благосклонность людей. Большинство людей лишь ждутсоблазнения. Странным образом большинство людей вследствие естественнойпотребности нравиться, не принося при этом жертв и без риска, едва ли готовыпри этом к усилиям, чтобы завоевать людей и достичь своей цели.

Казанова везде м всегда выступает тотальным смакователемжизни, одухотворенным дилетантом жизненного искусства. Поэтому он такжеизвлекает из жизни, из игры, и, напоследок, из литературы все, что можетизвлечь лишь экстраординарный человек. Вместе с другими страстями им двигалотакже желание мудрости, законное и незаконное любопытство, связанное сизвращенным педагогическим импульсом. Он хотел быть учителем мудрости,философом, пророком — не только из обмана. Обманщик обычно слишком гнил,слишком бездуховен, без воображения, слишком общественно несостоятелен, чтобыдостичь своей цели законными средствами. Казанова принадлежал к тем редкостнымобманщикам в шутку, которые любят игру с людьми из-за ощущения собственногопревосходства.

Как и большинство учившихся с удовольствием и любовью, онбыл также вдохновенным учителем. Этот удивительный педагог был временами сам посебе небольшим университетом, с легким, всегда готовым красноречием, вечновтянутым в диалог, когда нужно — в диалоге с собой, мнимый монологист и неподдельныйрассказчик монологов; именно потому великие спорщики часто являются лишьмонологическими долгоговорителями.

Но даже шарлатан Казанова из чистой радости диалогавременами выдавал свои опаснейшие тайны, как об Эстер Хопе.

Любовь — тоже удовольствие диалогическое. Казанова былсоблазнителем не только женщин, ни и бесчисленных мужчин, которых он«соблазнял» не сексуально, а духовно, которых заинтриговал, развеселил,развлек, склонил на свою сторону прекрасно вышколенным шармом, жизненной силойи полнотой бытия, властью своей личности, звучной радостью, остроумием искабрезностью.

Годы учения Казановы никогда не закончились. Годы странствияКазановы, который хвастал, что «изучил мир в путешествиях», начались в раннеймолодости и закончились в старости лишь против его воли.

Ему было сорок четыре года, он был крепок умственно ифизически, когда, став в Париже банкротом, поехал в Голландию, чтобы добытьновых денег.

Золото и драгоценности у него все еще были во всех карманах.Его слуга ехал впереди. Его сопровождал швейцар. Казанова читал философскуюкнигу. В Париже невеста Манон ждала его возвращения. В Амстердаме ждала Эстер,готовая стать его невестой. Наконец, в Париже он оставил изрядно бушующихпреследователей, неблагодарных кредиторов и свежие жертвы своего прекраснонайденного «гения»; толпы их искали защиты в торговом суде.

Выпущенный из долговой тюрьмы и убегая из Парижа, чтобыизбежать грозящего приказа об аресте, Казанова тем не менее вез с собой твердуюрекомендацию министра иностранных дел Франции герцога Шуазеля французскомупосланнику в Гааге господину д'Аффри. Не должен ли был он тогда странствоватьпо свету в светлейшем расположении духа и смеяться над всеми: мошенниками,министрами и женщинами? Странника по свету не так просто разыскать судебнымисполнителям и своих ловцов он побил дерзостью. Он обещал Манон добыть для неесостояние, чтобы на ней жениться. Он обещал маркизе д'Урфе найти ей в широкоммире необходимые элементы для «Великой Операции» (второго рождения маркизы ввиде мальчика с ее умом и ее душой).

Он оставался в Голландии четыре-пять месяцев. Обстановкабыла менее счастливой, чем в первый раз.

В Гааге за столом Казанова встретил двух французов, одинсказал: «Знаменитый Казанова должен сейчас быть в Голландии». Другой ответил:«Если я его встречу, я привлеку его к ответственности».

«Вы знаете Казанову?», спросил его Казанова. «Конечно»,самодовольно ответил француз.

«Господин, вы его не знаете, потому что я и есть Казанова.»— «Черта с два!», дерзко возразил француз. «Вы сильно заблуждаетесь, еслидумаете, что только один Казанова существует в мире!» (Это звучало пророчески.)Дошло до дуэли. «Прямой выпад, который мне не изменил», легко ранил француза вгрудь.

Банкир Хопе ввел Казанову в бургомистерскую ложу вольныхкаменщиков, где он обедал с двадцатью четырьмя господами, располагавшими болеечем тремястами миллионами гульденов.

Хопе обратился к оракулу Казановы из-за дела, предложенногоему, как сообщает Казанова, «другом Луи XV», графом Сен-Жерменом. Казановапредостерег от этого дела, стомиллионной ссуды под залог алмазов французскойкороны без участия французского министра. Хопе пошел с триумфом и черезнесколько часов возбужденный вернулся, пробежав через все комнаты, ударяя себяпо лбу, и принудил Казанову и Эстер обняться и поцеловаться, что Казановаохотно сделал бы и без принуждения. Д'Аффри именем короля потребовал высылкиграфа Сен-Жермена. В полночь полиция нашла, что птичка уже упорхнула. Очевидно,один из членов голландского правительства сделал намек. Без оракула КазановыХопе и его друзья выплатили бы сотни тысяч гульденов за прекрасные алмазыкороны. Теперь у них остался лишь этот залог. Что с ним делать?