– Потому что хочу домой. И не хочу больше находиться рядом с тобой, – стараюсь говорить твёрдо, игнорируя дрожь в голосе. – Мы расстались, Тим. Прости меня за это. С Егором... – тяжело сглатываю, и слеза обжигает щеку. – С Егором я тоже не буду, если именно это тебя беспокоит. Я теперь сама по себе. И не уходи, пожалуйста, из команды. Не подводи моего отца.

Он смотрит на меня, не моргая. Таким взглядом... Таким, словно наконец-то отпускает меня. И молчит. Ссутулившись, запустив руки в карманы спортивных штанов, тяжело дыша... А я, воспользовавшись его молчанием, разворачиваюсь и ухожу.

Добравшись до своего дома, звоню в домофон. К счастью, мне сразу же открывают. И подъездную дверь, и дверь в квартиру.

В прихожей – гора сумок и чемоданов. С кухни доносятся голоса отца и Юлианы. Они ругаются. Судя по тому, что я слышу, Юлиана вернулась домой, и это её вещи в прихожей.

Какой-то сумасшедший дом...

Рано утром я без стука захожу в комнату сестры.

– Почему ты вернулась на самом деле?

Юлиана вздрагивает и быстро прикрывает ладонью щеку.

– Можешь не стараться, твой синяк я разглядела ещё вчера. Никакой слой косметики его не скроет.

– А отец заметил, как думаешь?

Она подрывается к своему туалетному столику, плюхается на стул и начинает намазывать на лицо корректор. Моя сестра выглядит чертовски плохо. Что-то между побитой собакой и пьющей моделью.

Жду от неё объяснений.

– Как я и сказала, у нас с Захаром появилось некоторое недопонимание. Вдали друг от друга мы оба остынем, и всё наладится, – говорит она твёрдо.

Она сама-то в это верит?

Смотрю на гору сумок и чемоданов возле шкафа. Юлиана их не разбирала. Сестра наносит толстый слой тональника на лицо и шею. После чего разворачивается ко мне, крутанувшись в кресле.

– Перестань на меня ТАК смотреть! – её голос дрожит.

– Как?

– С жалостью! У меня всё прекрасно! В конце концов, у меня есть моя карьера. И мне очень хорошо платят. И если Захар не одумается, я проживу и без него. Долго стеснять вас с отцом не буду. Через пару дней сниму квартиру.

И всё. Она вновь отворачивается и принимается красить ресницы. А я по-прежнему стою посреди комнаты и смотрю на неё. Действительно с жалостью. Ведь я вижу её боль. Она льётся из моей сестры, буквально затапливая эту комнату. Сажусь на край кровати.

– За что он тебя ударил?

Юлиана фыркает.

– Он меня не бил. Я... Я просто упала.

– За что?!

– Отстань, Алина, – теперь она раздражена. – Тебя это всё не касается. Захар – мой муж, и я не желаю ему зла. Он хороший человек...

– Серьёзно? – теперь фыркаю я. – Хороший человек не допустил бы того, что происходит с его сыном.

– Давай так! – она швыряет тушь на столик и снова поворачивается ко мне. – Мы с тобой как-никак сёстры, и у нас есть много других тем для разговоров. Давай договоримся: ты не говоришь со мной о моём муже, а я не лезу к тебе с его сыном. Может, поговорим об отце, м? Как думаешь, наш папенька умом не тронулся?

Теперь я задыхаюсь от злости.

– Наш папенька приютил тебя, забыла? – яростно шиплю я.

– Я могу уйти. Просто хотела с семьёй пожить. И это, – обводит взглядом пространство вокруг, – всё ещё моя комната. Даже мебель моя, я за неё заплатила. Даже чёртову кровать, на которой ты спишь, купила тоже я! И заметь, не на деньги Захара.

Отлично. Теперь она мебелью меня попрекает. Дожили...

– Отец играет с огнём, – говорит она, понизив голос. – Скажи ему, чтобы отдал то, что нужно Захару. Тогда всё закончится.

– Ты поэтому здесь? Чтобы запугивать нас?

– Нет, – отвечает Юлиана и вновь берётся за косметику.

Следующие пять минут она молча наносит макияж, делая своё лицо безупречным. Покопавшись в одной из сумок, находит спортивный костюм и переодевается в него.

– Я на пробежку, – сообщает отцу, когда выходит в прихожую.

Выхожу следом. Встречаюсь взглядом с папой. Возможно, он слышал нас. Спрашивать его о чём-либо бесполезно, он не расскажет. Поэтому я ухожу к себе и начинаю собираться в школу.

– Всё в порядке? – спрашиваю у Евы, хотя вижу что это не так.

Она пожимает плечами, бросает печальный взгляд на Дамира и врубает музыку. Тренировка начинается. Мы танцуем, размахивая помпонами. Потом делаем пирамиду. На самый верх забирается Арефьева. Она так больно давит кроссовкой в моё плечо, что я невольно взвизгиваю.

– Ой, прости, – ненатурально извиняется Вика. – Не хотела сделать больно самой королеве школы.

Какая королева? О чём она?

– Или ты не королева больше? – ядовито продолжает Арефьева. – Первый же тебя бросил...

Отпускаю её щиколотку. Глаза застилает пеленой гнева, и меня ведёт в сторону. Наша пирамида начинает рассыпаться.

– Стоим! Стоим! – командует Ева, пытаясь удержать себя на плечах Машки.

Не выходит. Мы падаем. Я аккуратно приземляюсь на ноги, Ева тоже. А вот Вика с самой верхотуры летит неудачно. Упав на бок, хватается за щиколотку.

– Эй, у вас всё нормально? – кричит Тим с другой половины поля.

Никто из нас ему не отвечает. Арефьева вскакивает и злобно смотрит на меня. Кто-то из девчонок уговаривает её приложить лёд, но она насмешливо отвечает:

– Меня любовь вылечит!

Прихрамывая, уходит на другую сторону поля, поближе к футболистам. Машет рукой Дамиру и сладенько ему улыбается. Стерва!

Вижу, как Еву потряхивает от этого представления.

– Не думаешь же ты, что он на неё клюнет?