Такого рода признания монахини делали на протяжении столетий, но Анна Ли была замужем, и это придавало ее заявлению совсем другое звучание. Если монахини часто бывали влюбленными невестами, ожидавшими окончательного духовного заключения брака, мать Анна рассматривала свой брак с Христом как свидетельство ее собственного чрезвычайно завышенного статуса человека, которому открыты небесные истины и доступна божественная мудрость.

В результате духовная иерархия шейкеров была расширена, чтобы включить в Божество мать и отца – во плоти воплощенных в матери Анне и Христе. Кроме того, земные женщины приравнивались к земным мужчинам, поэтому старейшинами и диаконисами у шейкеров могли быть как женщины, так и мужчины. Сам по себе целибат шейкеров был для них не только наградой, но также предвестником других вполне осязаемых должностей и почестей.

Феминистский эгалитаризм матери Анны был слишком вызывающим для большинства людей того времени, чтобы смириться с ним. В 1774 г. она приняла решение о том, что ее секте будет гораздо лучше в Новом Свете. Там праведные колонисты восстали против угнетения англичанами и процветала религиозная свобода. В то лето она и восемь других верующих, разделявших ее взгляды, уплыли за океан и основали Новый Ливан – общину неподалеку от Олбани в штате Нью-Йорк, где вскоре к ним стали присоединяться американские новообращенные.

С самого начала мать Анна создавала общество шейкеров с таким расчетом, чтобы в идеологическую основу его деятельности был заложен целибат. Мужчины и женщины жили в отдельных помещениях и никогда не оставались наедине друг с другом. Во время богослужений они сидели раздельно. Но мать Анна была человеком мудрым и вполне отдавала себе отчет в том, что само по себе насильственное разделение не могло предотвратить все ошибки поведения членов секты. Она прекрасно знала, что вожделение – могучая сила: ее муж Абрахам, например, смотрел на нее с вожделением несколько лет. На самом деле его неутолимое стремление к плотским отношениям было одним из первых явлений, с которыми она столкнулась в Америке. Каким-то образом ей удалось его убедить в том, что она никогда больше не вступит в сексуальные отношения, и ее горевавший супруг в конце концов отошел в сторону, оставив ее в одиночестве, предоставленную чудесному состоянию целибата[393].

Возможно, в связи с тем, что она так часто была вынуждена спорить с постоянно домогавшимся ее мужем, мать Анна оказалась чрезвычайно изобретательной, придумывая различные способы избавления от похотливости. Одежда шейкеров – добротная, блеклая, скрывавшая фигуру – служила хорошей защитой от возбуждения сексуального интереса. Американские соседи с особым презрением насмехались над женщинами, которых Артемус Уорд[394]описал в известном отрывке как «совокупность качеств особи женского пола, выглядящей примерно как прошлогодняя подпорка для вьющейся фасоли, вставленная в длинную сумку для еды… неестественная, несуразная и унылая… Вам хочется держаться от этого убожества как можно дальше»[395].

Для общения шейкеры трижды в неделю встречались на «общих собраниях», во время которых мужчины и женщины сидели лицом к лицу, беседовали, читали или пели. Они снимали напряжение «говорением на языках»: нам остается лишь гадать, до какого состояния транса нужно было дойти в религиозном экстазе, чтобы начать издавать нечленораздельные звуки в попытке имитировать чужую речь.

Возможно, наиболее мощной формой сублимации является танец, как хорошо известно участникам движения «Истинная любовь ждет», и надо сказать, что шейкеры были замечательными танцорами, они танцевали как Давид «всей своей мощью пред Ковчегом Господа», прославляя совершенное им убийство Голиафа. Шейкеры плясали с ритмичным неистовством, самозабвенно, порой впадая в транс, кружась как в водовороте, притопывая, и при этом пели как одержимые, «быстро то и дело проходили друг перед другом, будто облака при сильном ветре»[396]. Вытянутые руки в танце стряхивали грех и зло; тела прогибались, слабели, и сами они теряли сознание.

Ох-охо! Я все смогу, (звучал припев)

Я склонюсь и нагнусь, чтоб освободиться,

Я вертеться могу, извиваться могу, я могу кружиться,

Я всю спесь тогда собью, всего смогу добиться![397]

Такого рода массовая сублимация оказывалась действенной, поскольку плясавшие до изнеможения шейкеры покорно соблюдали целибат. Никто никогда не слышал о том, чтобы среди них разражались сколько-нибудь значительные сексуальные скандалы, хотя враждебно настроенные по отношению к ним соседи и шейкеры-вероотступники, стремившиеся получить в опеку детей, остававшихся с родителями-шейкерами, обвиняли их в том, что те блудили напропалую. Однако такого рода обвинения не подтверждались надежными свидетельствами. Подавление сексуальности, ежедневно проводившееся в повседневной жизни, помогало многим верующим воспринимать целибат с радостью, а тем, кому это доставляло болезненное неудобство, помогало его терпеть. Этому способствовало и то, что мать Анна, обычно кроткая и сострадательная, терпеть не могла никаких ошибок и промахов. «Ты грязная потаскуха», – сказала мать Анна одной женщине, бросив на нее беглый взгляд[398].

Сила ярости матери Анны, направленная против сексуального вожделения, была центральным элементом движения шейкеров. Как ни странно, столь же сильное пристрастие она испытывала к резким выражениям. Шейкеры в основном придерживались принципов строгой экономии и простоты в обиходе, но в самовыражении мать Анна и ее последователи были необычайно изобретательны. Образное сравнение для принятия целибата – покориться «ножу для обрезания» – вполне выразительно и звучит достаточно убедительно.

Литература шейкеров также скорее отражает их яркие видения, чем притчи из повседневной жизни. Женщины из секты шейкеров одевались в унылые облачения, некое американское подобие хиджабов. Но мечтали они о небесных созданиях, «наряженных в одежды меняющихся ярких цветов, блестящих, как шелк. А на некоторых других были мягкие ткани с начесом, белые как снег… кого-то из них украшали драгоценности с бриллиантами, звездами, жемчугами и другими дорогими камнями»[399]. Конечно, на самом деле такие прекрасные вещи никогда не украшали шею, руку или мочку уха женщины, принадлежавшей к шейкерам.

Сублимации через танцы и воображения было недостаточно, чтобы поддерживать дееспособную общину соблюдавших целибат людей. Поэтому мать Анна прибегала к тем же самым проверенным временем методам, что применялись во многих организациях, в частности в монастырях, обитатели которых отторгались от «мира», чтобы обеспечить их безраздельную преданность. Она вместе с шейкерами упразднила, точнее говоря, искоренила само основание, на котором зиждилось общество: традиционную семью.