Начальство тоже меня лишний раз не дергает. Оно прекрасно понимает, что запас горючего у нас не бесконечный, равно как и ресурс двигателя, и потому подниматься в воздух нам пришлось всего раза два или три. В основном мы летали на разведку, заодно наводя страх на турок, которые, завидя вертолет, разбегались от него в панике, словно тараканы.

Ода же терпеливо ждала меня, словно Пенелопа своего Одиссея. Приятно это, черт возьми, когда тебя кто-то ждет с нетерпением и с визгом бросается на шею, когда ты выбираешься из кабины вертолета. Мои шведы посмеивались в прокуренные усы и подмигивали мне. Они видели, что отношения наши с Одой достаточно серьезны, и потому не осуждали свою соотечественницу за то, что она завела роман с русским офицером.

Впрочем, я не собирался держать Оду на положении ППЖ – походно-полевой жены, и еще на Аландах после окончания боевых действий предложил ей узаконить наши отношения. Ода, естественно, с восторгом приняла мое предложение. Омрачало нашу радость лишь одно – в Российской империи браки были исключительно церковными. Все бы ничего, вот только Ода была по вероисповеданию лютеранка, а я – православный.

Моя любимая готова была перейти в православие хоть завтра. Для этого необходимо было всего лишь пройти миропомазание – креститься в купели ей было не обязательно. Но ее родственники, в принципе не возражая против брака как такового, от перехода Оды в православие были не в восторге. Такие вот упертые эти аландские шведы. Они смотрели сквозь пальцы на то, что Ода проводила со мной не только дни, но иногда даже ночи, но вот за веру свою стояли, что называется, насмерть. И слезы родственницы не трогали их сердца.

– Не переживай, милая, – уговаривал я Оду. – Закончится эта война, всех охотников распустят по домам (за исключением тех, кто пожелает и дальше служить в русской армии), и тогда мы с тобой обвенчаемся. Думаю, что сердца твоих родственников смягчатся, когда твоей руки у них попросит какой-нибудь уважаемый человек. Например, адмирал Кольцов…

– Я думаю, что тогда они возражать не будут, – улыбнулась Ода. – Да и ты для них уважаемый человек. Эрик Сигурдссон защищал меня. Он даже пообещал побить моих родственников за то, что они ругали меня.

– Вот видишь, – я обнял Оду, – думаю, что слово такого человека, как Эрик, многого стоят…

Мы часто гуляли с Одой по берегу Дуная. Как-то я забрался с ней под самые стены крепости и рассказал о том, как в 1790 году ее взял штурмом наш прославленный военачальник Александр Васильевич Суворов.

– Вообще-то Измаил русские брали три раза. Первый раз это произошло в 1770 году, когда войска под командованием генерала Николая Репнина захватили Измаил. Но по мирному договору 1774 года крепость вернули туркам.

Власти Османской империи решили укрепить этот важный опорный пункт на Дунае. С помощью европейских инженеров-фортификаторов она была перестроена и усилена новыми каменными фортами. Потому, когда в декабре 1790 года к осадившим ее русским войскам прибыл новый командующий генерал Суворов, турки особо не обеспокоились. В крепости были большие запасы продовольствия и пороха. К тому же гарнизон по своей численности превосходил русский осадный корпус.

Состоял же он из смертников. Да-да, именно так – в состав гарнизона Измаила входили аскеры из ранее сдавшихся русским крепостей – Килии, Тульчи и Исакчи. По условиям сдачи их выпустили из крепостей, и они беспрепятственно ушли в турецкие владения. Султан Селим III отослал своих проштрафившихся вояк в Измаил и в особом фирмане пообещал их казнить в случае повторной сдачи. Поэтому туркам в Измаиле выбора не было – или сражаться до последнего, или быть казненным по приказу султана.

Русский осадный корпус расположился в чистом поле. Солдаты страдали от холода. Потери санитарные превышали боевые. Офицеры и генералы роптали и чуть ли не в открытую заявляли, что надо снять осаду и отойти на зимние квартиры. Суворов, осмотрев укрепления Измаила, резюмировал: «Крепость без слабых мест». Но это его не испугало, и он велел своим войскам готовиться к штурму. Он решил, что скорее умрет, чем отступит.

Турки, узнав, что к стенам Измаила прибыл сам Топал-паша[63], забеспокоились. К тому времени они уже успели поближе познакомиться с Суворовым и догадывались – что от него можно ожидать.

Но сераскир[64] Измаила был храбрым военачальником. На обращение к нему Суворова: «Я с войсками сюда прибыл. Двадцать четыре часа на размышление – и воля. Первый мой выстрел – уже неволя. Штурм – смерть», он ответил: «Скорее Дунай потечет вспять и небо упадет на землю, чем сдастся Измаил». Правда, потом он решил схитрить и попросил у Суворова разрешения послать гонца в Стамбул, чтобы испросить разрешения у султана на переговоры о сдаче крепости. Сераскир рассчитывал, что к тому времени русский осадный корпус ослабнет от болезней и холода и ему будет не до штурма турецкой твердыни.

Суворов не ответил на лукавое письмо сераскира. Он проводил тренировку штурмовых колонн. Солдаты учились заваливать рвы фашинами и карабкаться на стены и валы. Положение усугублялось еще и тем, что почти половина русского осадного корпуса состояла из казаков. Они были вооружены ружьями без штыков. Чтобы им было сподручнее сражаться на стенах с турками, Суворов велел им укоротить пики.

Про сам штурм я не стал рассказывать Оде. По описаниям его участников, резня была жесточайшая. Причем наибольшие потери русские и турки понесли не во время штурма и в сражениях на стенах крепости, а во время уличных боев. С атакующими сражались не только турецкие воины, но жители Измаила. С ножами на русских солдат бросались даже женщины и дети. Оттого и такие потери, понесенные штурмующими и обороняющимися. Из этой кровавой мясорубки удалось спастись лишь одному турку, который притворился убитым, а ночью на бревне переплыл Дунай и принес в Стамбул страшную весть о падении Измаила.

– Как это ужасно! – Ода покачала головой. – Скажи мне – почему люди так любят убивать друг друга?

Мне вспомнилось стихотворение Лермонтова «Валерик», где великий русский поэт задавал сам себе этот проклятый вопрос. Я процитировал Оде запомнившийся мне отрывок:

– Понимаешь, любимая, так уж получается, что нам, русским, приходится все время сражаться с врагами. Такова, наверное, наша судьба. И ты станешь скоро женой военного, который будет защищать свою Родину от врагов. Так, как это было на Аландах и в Крыму. А теперь на Дунае.